Столетие города Гатчины. 1796-1896.

С.Рождественский (Том 1)

Частичная транслитерация (транскрипция) и саммари в редакции Мокеева Л.В. 

Глава 1

МЫЗА ГАТЧИНА ДО 1796 ГОДА

Первые сведения о возникновении Гатчины.
О первоначальном возникновении Гатчины существует предположение, что основанием её было село «Хотчино» [Объясняют, что название «Хотчино» превратилось в «Гатчино» только в XVIII в., в угоду немецкому произношению, когда сами русские стали производить название Гатчина от слов «Hat schöne»] над озерком «Хотчином», упоминаемое в писцовой книге Вотской пятины 1499 года, но предположение это остается бездоказательным, так как основано оно только на том соображении, что линия из других селений, упоминаемых в той же писцовой книге, расположенных в соседстве с Хотчином, существует и ныне [Неволин «О пятинах и погостах Новгородских»].
Достоверно же то, что местность, занимаемая в настоящее время Гатчиною, вследствие беспрерывных войн с Ливонским орденом и со шведами, переходила во временное владение победителей и окончательно вошла в состав Российской Империи только при Императоре Петре Великом в 1721 году по Ништадтскому миру, когда после целого ряда блестящих побед, одержанных Россией, шведы принуждены были навсегда отказаться от Ингерманландии. В то время Гатчина, как и все финское побережье, представляла собою пустынное пространство, окруженное непроходимыми болотами и покрытое густым лесом с разбросанными изредка бедными финскими хижинами. Лес был единственным кормильцем малочисленных обитателей этой безлюдной местности. С основанием Петербурга окрестности, прилегающие к возникшему городу, начинают мало-помалу выходить из состояния продолжительного глубокого сна, здесь пробуждается новая деятельная жизнь; глухой до того времени край оживился и въ короткое сравнительно время становится неузнаваемым. Всестороннему улучшению окрестностей Петербурга много способствовало и то обстоятельство, что Император Петр Великій раздавал их большими участками въ собственность своим сподвижникам, первым сановникам государства, которые въ угоду Царю не щадили ни средств, ни трудов для приведения их въ цветущее состояние. По всей вѣроятности, тоже произошло и съ мызою Гатчинскою, которая была подарена царевне Наталье Алексеевне [Пушкарев. Описание Петербурга и уѣздовъ, IV, 149], сестре Императора Петра I, и, надо полагать, в это время была более или менее устроена. Предположение это подтверждается тем обстоятельством, что в августе 1726 года Екатерина I, провожая в Курляндию свою племянницу Анну Иоанновну, избрала гатчинские леса для прощального обеда, сервированного в нарочно устроенных для этого случая палатках. Палатки эти были воздвигнуты под руководством архитектора Растрелли; князь Меньшиков, желая сделать угодное Государыне, устроил в этих же лесах небывалое до того времени зрелище «гатчинскую машкараду», закончившуюся грандиозной охотой. После кончины Натальи Алексеевны в 1727 году Гатчина была причислена к дворцовым имениям ведомства дворцовой канцелярии. В истории дальнейшей судьбы Гатчины возникает некоторое разногласие в том, кто явился первым обладателем её после смерти царевны Наталии.

Гатчина - поместье князя Гр. Гр. Орлова.
По источникам изданным в 1882 году [Материалы о городах придворного вѣдомства. Гатчина, стр. 2.] „Императрица Екатерина II по вступлении на престолъ пожаловала Гатчино и Ропшу князю Орлову“. У историка Пыляева [Пыляев, стр. 105] имеется также указание на то, что Екатерина по вступлении на престолъ подарила „Ропшу вмѣстѣ съ шунгуровским и гатчинским округом“ князю Гр. Гр. Орлову. По ревизской же сказке гатчинской вотчины за 1782 год, хранящейся въ архиве гатчинскаго дворцоваго управления, видно, что Гатчина с принадлежащими к ней деревнями: Малою Гатчиною, Большим и Малым Колпинами, Парицами и проч. принадлежала до 1763 года генерал-поручику Борису Александровичу Куракину, а в этом году продана была им графу Орлову, который в 1764 году присоединилъ к ней новоскворицкую мызу, пожалованную графу Императрицею Екатериною II. Кроме того у Кобеко имеется еще иное указание  [Кобеко, стр. 282.] на последующую судьбу Гатчины после смерти царевны Наталии Алексеевны. По его указанию Гатчина в 1719 году отдана была во владение архиатру Блюментросту, указом же 8 Июля 1732 года взята от него обратно и приписана к дворцовой канцелярии; затемъ въ 1734 году Императрица Анна пожаловала Гатчину тайному советнику князю Куракину, по смерти которого в 1764 году дворцовое ведомство вновь пріобрѣло ее. Графъ Орловъ, приобретя въ собственность гатчинскую вотчину, избралъ Большую Гатчину мѣстомъ своего лѣтняго пребывания, какъ наиболее богатую лѣсомъ и водою. Съ этого времени Гатчина получаетъ начало своего благоустройства въ широкомъ значеніи этого слова, и центромъ мызы съ 1766 года является замокъ владельца, впоследствии преобразовавшийся въ Императорский дворец. Еще до постройки замка въ 1766 году сам Орлов писал Руссо слѣдующія строки о Гатчине:

Приведенные строки, служа подтверждением высказанного предположения о том, что к этому времени Гатчина уже получила некоторую печать благоустройства, дают возможность несколько ближе определить, с чего началось это благоустройство мызы. Прельщая Руссо прелестями своего поместья, граф Орлов, как видно из вышеприведенных строк, указывает только на те красоты Гатчины, которые даны были ей самою природой, и если только возможно, судя по его письму, допустить какое-либо участие человека в красотах мызы, то оно, по всей вероятности, выразилось главным и почти исключительным образом в большей или меньшей расчистке бывшего непроходимого лѣса и преобразовании его въ затейливый парк. Кроме парка, новый владелец Гатчины устроил обширный зверинец, въ котором должны были постоянно содержаться различные звѣри для графской потехи, а 30 мая 1766 года заложил замок (нынѣ Императорский дворец), оконченный только спустя 15 лѣтъ, и вообще въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ обстроил мызу действительно по царски.
Усадьба „Гатчинского помѣщика“, как называла Орлова Императрица Екатерина [Русскій Архивъ 1871 г., стр. 1317 и 1327.], по справедливости занимает и до сихъ пор одно из первых мѣстъ въ ряду роскошных окрестностей Петербурга.

Дворец. На мѣстѣ, гдѣ нѣкогда стояла ветхая мыза, былъ сооруженъ гатчинский дворецъ графа Орлова по начертанію извѣстнаго итальянского архитектора Ринальди и подъ наблюдением егермейстера Польмана.
Главному корпусу этого обширного зданія, выложенного из желтоватых известковых и песчаных ничем неокрашенных плит, придавали особенную величавость четыре башенки по углам и бельведер посрединѣ съ громоотводом, устроенным Эйлером. Двѣ овальные стройные колоннады соединяли главный корпус дворца съ боковыми флигелями: колоннады эти были построены из финляндского мрамора. Перед дворцом раскинута обширная площадь, за которою возвышался краси­выми группами лѣсъ съ широкой просѣкой посрединѣ. Съ другой стороны къ заднему фасаду дворца примыкал английский сад, устроенный, как говорят, лучшими садовниками Англіи. [Первоначальное устройство сада принадлежит садовнику Ипару, преемником которого был Гякет]. И надо отдать спра­ведливость, что трудно было бы съ большим искусством воспользоваться­ваться бесчисленными заливами и рукавами Ижоры, омывающими множество лѣсныхъ островков, чтобы создать что-либо болѣе изящное и удачнее распланировать этот обширный и затейливый сад. Нѣкоторые из островов соединены были между собою разнообразными мостиками, иные же оставались островами въ полном смыслѣ, и къ ним подвозили изящные яхты и ботики, весело сновавшие по извилинам рѣчки. Въ этом роскошном саду был и „остров любви“, и „храм любви“, и драгоценный обелиск, воздвигнутый владельцем въ память побѣдъ своего брата, славного чесменского героя. Въ одном мѣстѣ возвышалась огромная деревянная палатка — это была лѣтняя столовая, обставленная кругом качелями, фортунками, кеглями и прочими играми. Внутренность дворца, по словамъ Барсукова, [Рус. Арх. 1873 г. Жизнеописаніе кн. Г. Г. Орлова, столб. 91.] поражала не столько великолѣпіемъ, сколько изяществом. Тут была прекрасная библиотека, множество старинных бюстов, барельефов, картинная галерея и т. п. Императрица Екатерина весьма интересовалась сооружением и отделкой гатчинского поместья и, посещая Гатчину, всегда въ подробностях осматривала всѣ производившиеся там работы как по дому, так и по устройству сада. [Письма къ Ченышеву въ Рус. Арх. 1871 г. 1317.] И этот то знаменитый гатчинский дворец, созданный для широкого житья, послужилъ гр. Орлову временной ссылкой: услышавъ объ устроив­шихся противъ него козняхъ, въ которыхъ самую видную роль игралъ графъ Панинъ, Орловъ уѣхалъ съ конгресса въ Фокшанахъ и совершенно неожиданно для себя за нѣсколько сотъ верстъ отъ столицы былъ встрѣченъ курьеромъ, вручившимъ ему письмо отъ Императрицы Екатерины слѣдующаго содержанія: „вамъ нужно выдержать карантинъ и Я предла­гаю гамъ избрать, для временнаго пребьфан^р, Ззашъ замокъ Гатчину“. [Арх. Военно-походн. канделяріи гр. П. А. Воронцовъ-Задунайскаго. ч. 2, стр. 188.]
Впослѣдствіи, когда графу Орлову было вновь возвращено благоволение и онъ снова был приближен къ особѣ Императрицы, она по прежнему посещала Гатчину и проводила там по несколько дней, как это видно из камерфурьерскаго журнала; а из донесения графа Сольмса своему королю 18 Іюня 1773 года видно, что первое свидание Импера­трицы съ Ландграфинею Дармштадской, приехавшей съ тремя дочерьми, из которых средней Вильгельмине суждено было сдѣлаться первой супругой великого князя Павла Петровича, происходило также въ гатчинском помѣстьѣ, гдѣ для них был устроен обѣдъ и оттуда Высочайшие гости отправились въ Царское Село. [Р. Арх. Жизнеоішсаніе кн. Г. Г. Орлова, столб. 111.]

Гатчина— поместье Государя Наслѣдника Павла Петровича

Въ 1788 году по смерти графа Орлова Императрица Екатерина II купила гатчинскую вотчину, присоединила къ ней мызы староскворицкую и новоскворицкую и указомъ отъ 6 августа 1783 года (въ день подписанія манифеста о рожденіи великой княжны Александры Павловны),
даннымъ въ Царскомъ Селѣ на имя Кабинета, предоставила ее въ соб­ственность Государя Наслѣдника Павла Петровича. Вотъ подлинный
текстъ этого указа:

Таким образом, гатчинская вотчина, поступив на основаніи этого указа вместе съ присоединенными къ ней мызами въ собственность Наслѣдника, представляла собою имѣніе уже значительно возросшее как по пространству, такъ и по количеству населенія сравнительно съ тѣмъ, чѣмъ владѣлъ графъ Орловъ: въ это время въ 41 деревнѣ, составлявшихъ все помѣстье великаго князя, насчитывалось 3031 душа мужскаго пола и 2919 женскаго, кромѣ того это населеніе увели­чивалось еще значительнымъ наплывомъ сюда бѣглаго элемента. Последнее обстоятельство, по всей вѣроятности, вызвано было распространенным въ это время ложнымъ слухомъ о томъ, что Гатчина будетъ городомъ; слухъ этотъ, не заключавший въ существѣ своемъ ничего опасного или вредного, повлекъ за собою дурныя послѣдствія въ томъ отношеніи, что развилъ въ массѣ крепостныхъ людей стремление уйти тайно отъ владѣльцевъ своихъ и водвориться въ Гатчинѣ въ надеждѣ выхода изъ зависимаго состоянія въ число городскихъ обывателей, и стремленіе это было настолько энергично, что вынудило великаго князя принять рѣшительныя мѣры противъ появленія въ окрестностяхъ Гатчины бродягъ и безпаспортныхъ. [Павловск, 42—43.]. A затѣмъ 17 мая 1784 г., т. е. менѣе чѣмъ через год послѣ пожалования мызы Павлу Петровичу, послѣдовалъ указ сената всѣмъ губернским правлениям: „Изъ представленія санктпетербургскаго губернскаго правленія сенату извѣстно учинилось, что по разсѣянному слуху отъ людей, мыслящихъ во вредъ только себѣ и ближнему, якобы мыза Гатчина, лежащая въ софійскомъ уѣздѣ, превращена будетъ въ городъ, и что къ умноженію въ немъ купечества и мѣщанства примутся безъ разбора всѣ кто только пожелаетъ, почему многіе дворовые люди сдѣлали побѣги, въ томъ намѣреніи, что они будутъ уже граждане, и хотя въ самомъ началѣ правительство, узнавъ, привело все въ законный порядокъ, но вѣроятно, что таковые лживые слухи могутъ распространяться и далѣе, то сенатъ долгомъ своимъ постановляетъ предписать всѣхъ правленіямъ, дабы въ поимкѣ бѣглыхъ и безпаспортныхъ людей, также и въ разсужденіе пени за небреженіе, непремѣнно поступаемо было по силѣ учрежденія о губерніяхъ“. Однако не смотря на всѣ принятыя мѣры, не такъ скоро удалось побороть это зло. Изъ документовъ архива гатчинскаго дворцоваго управленія видно, что о поимкѣ бѣглецовъ заботились даже въ 1797 году, когда правленіе на основаніи предложения главноуправляющего, дало строгій указъ о поимкѣ бѣглецовъ, земскому исправнику Делину и приказаніе капитану Панову и амтману Дордету [Арх. гатч. дв. упр. 1797 г.]

С пожалованием Гатчины в собственность Павлу Петровичу приостановилось благоустройство Павловска, бывшего до того времени единственным поместьем великокняжеской четы, так как здоровый климат Гатчины, ее положение на перепутье между дорогами на Петербург, Москву и Варшаву и, наконец, самый дворец гатчинский, убранный с большим вкусом и великолепием, представляли, несомненно, больше привлекательности, нежели Павловск, терявшийся в глубине лесов, окружающих Царское Село, и расположенный на низком сыром месте. Неудивительно поэтому, что Павел Петрович, сделавшись владельцем гатчинской вотчины, избрал Гатчину главным своим местопребыванием и постоянной летней резиденцией.

Съ теченіемъ времени Гатчина пріобрѣла отпечатокъ личнаго вкуса и наклонностей Великаго Князя въ такой же степени, въ какой Павловскъ, тоже подарокъ Императрицы, былъ отраженіемъ внутренней жизни Маріи Ѳеодоровны. Что Гатчина была привлекательна въ это время, это видно изъ писемъ Великой Княгини, которая изъ чувства артистическаго соревнованія не хотѣла уступить первенствующее мѣсто Гатчинѣ при оконча­тельной отдѣлкѣ павловскаго дворца. Это же чувство она старалась внушить Кюхельбекеру и художникамъ, занимавшимся отдѣлкою дворца въ Павловскѣ: „Прибылъ ли къ вамъ Скотти?“ писала великая княгиня Кю­хельбекеру весною 1775 года. „Передайте ему, что я надѣюсь, что онъ не будетъ пренебрегать моими работами и къ живописи у меня приложить тѣ же старанія, какъ и въ Гатчинѣ, которая, какъ говорятъ, пре­лестна“. Въ другомъ письмѣ отъ 14 сентября того же года Великая Кня­гиня писала: „Гатчина соперница весьма опасная, и необходимо приложить всю вашу дѣятельность и усердіе, чтобы Павловское могло бы выдер­жать сравненіе“.
Условія семейной и политической жизни Маріи Ѳеодоровны въ Россіи сложились для нея весьма неблагопріятно, лишая ее необходимой пищи для дѣятельности, такъ что супругѣ наслѣдника престола весьма рѣдко удавалось выражать свои желанія и чувства, и то только исключительно тогда, когда рѣчь шла о насущныхъ интересахъ либо ея русской, либо германской семьи. Но зато, считая себя при дворѣ Императрицы Ека­терины лишь невольной гостьей и удаляясь отъ него вмѣстѣ съ супругомъ возможно чаще, Марія Ѳеодоровна не только не утратила привычки своей къ тихой жизни въ неболыномъ домашнемъ кружкѣ и къ мирнымъ занятіямъ литературой и искусствомъ, но еще болѣе развила ее, пользуясь уединеніемъ своей резиденціи. Эти же условія жизни дали ей полную возможность всецѣло погрузиться въ хозяйственныя заботы, предметомъ которыхъ было благоустройство мѣста своего пребыванія. Заботы эти сами по себѣ, хотя мелочныя, для Великой Княгини имѣли однако большое значеніе: благодаря имъ она знакомилась съ подробностями будничной жизни, столь рѣзко отличавшейся отъ жизни двора и великосвѣтскаго общества, сближаясь съ людьми, принадлежавшими къ самымъ разнообразнымъ классамъ общества, и мало по малу вырабатывала въ себѣ ту не­обыкновенную хозяйственную распорядительность, ту привычку къ неустанной деятельности, которыми она впоследствии удивляла современниковъ.

При этом надо замѣтить, что хозяйственный заботы Марии Фёдоровны основывались не на одном только стремлении ея к строгой бережливости­вости, ею руководило также сознание нравственной ответственности, которая она несла за благосостояние всех крестьян и других лиц, судьба которых зависела от Её внимания. Точно такое же сознаніе, какъ свидѣтельствуютъ сохранившіеся до нашего времени памятники о возникновении Гатчины, было живо и в Павлѣ Петровичѣ, который в помещиках желал видѣть устроителей счастья крепостных людей и въ заботах Своих о быте гатчинских крестьян сам подавал тому примѣръ [Кобеко, 294—296]. Подобно тому, как Мария Фёдоровна погружалась въ заботы о жителях Павловска, так точно и Павел Петрович, всегда сочувствовавший своей супругѣ в ея благодѣтельныхъ начинаніяхъ и дѣйствовавшій въ одномъ духѣ съ нею, прежде всего занялся удовлетвореніемъ насущнѣйшихъ нуждъ Своего нового помѣстья.

Внѣшнее благоустройство мызы.
Гатчина и Павловскъ дороги были Августѣйшимъ владѣльцамъ какъ мѣста, гдѣ они могли жить на свободѣ, удовлетворяя своимъ личнымъ
вкусамъ и наклонностямъ. И вотъ почему главнымъ образомъ при всей общности дѣйствій Павла Петровича и Маріи Ѳеодоровны, Гатчина и
Павловскъ пріобрѣли вскорѣ различный своеобразный отпечатокъ. Перейдя въ собственность Наслѣдника престола Гатчина тотчасъ же начинаетъ застраиваться и первыми постройками являются казармы, разбросанныя въ разныхъ мѣстахъ возникающаго города и представляюіція собою нѣчто въ родѣ укрѣпленій въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ имѣются въѣзды ко дворцу, такъ что бывшая мыза пріобрѣтаетъ видъ военнаго неподвижнаго лагеря, а устроенный форштадтъ уподобляетъ Гатчину, по свидѣтельству совре­менников маленькому германскому городку [Шумигорскій, 78—79.] Вообще Гатчина, преобра­зованная Павломъ Петровичемъ, напоминала собою Потсдамъ и носила на себѣ отпечатокъ болѣе военнаго лагеря нежели города. Одновременно съ сооруженіемъ помѣіценій для войска созидаются въ Гатчинѣ постройки для лицъ приближенныхъ къ Его Императорскому Высочеству, а также постройки первой необходимости. Павелъ Петровичъ, заботясь о нуждахъ горожанъ, по возможности старался удовлетворять существеннѣйшія изъ нихъ. Такъ по повелѣнію Августѣйшаго владѣльца Гатчины въ 1793 году была выстроена на Большом проспектѣ деревянная церковь для отправленія богослуженія католического и лютеранскаго вѣроисиовѣданій и школа при ней; мѣсто для нея, для училища при ней и пасторскаго дома отве­дено было въ количеетвѣ 1200 кв. саженъ (въ ширину 20 саж. и 60 саж. въ длину), а къ этому другой участокъ въ количествѣ 800 кв. саж. для пашни, которою должны были пользоваться лютеранское и католическое общества сообща. Черезъ годъ послѣ этого, 23 сентября 1794 года дано было Высочайшее повелѣніе объ учреждены въ Гатчинѣ лютеранской и католической церкви [См. приложеніе 1]. Соорудивъ церковь своимъ иждивеніемъ Великій Князь въ видахъ сохраненія благочинія и особенно потому, что перковь предназначалась для отправленія богослуженія двумъ обществамъ, предписалъ въ вышеуказанномъ Высочайшемъ повѣленіи правила, которыя были обязательны одинаково и для католиковъ и для лютеранъ. Въ силу этихъ правилъ лютеране и католики должны были совершать богослуженіе порознь съ соблюденіемъ очереди; въ такіе же дни, когда требо­валось отправленіе богоелуженія для обоихъ обществъ, католики обязаны были службу совершать первыми и при томъ настолько рано, чтобы къ половинѣ одинадцатаго она была окончена, когда церковь должна быть предоставлена для лютеранской службы. Кромѣ того пасторамъ [Здесь надо разуметь лютеранскаго пастора и католического ксендза, хотя въ подлинныхъ документахъ подписанныхъ Великимъ Княземъ оба священнослужителя называются пасторами религій] обѣихъ религій предписывалось имѣть между собою дружескія отношенія и не только не возбуждать ревнителей одной паствы противъ другой, а напротивъ доказывать „истиннымъ братолюбіемъ, что они послѣдователи такой вѣры, которой главный характеръ есть терпѣніе и человѣколюбіе“. Въ видахъ церковнаго благочинія предписывалось каждому обществу выбрать двухъ или трехъ церковныхъ надзирателей, на обязанности которыхъ ле­жало, какъ наблюденіе за сохраненіемъ порядка и чистоты въ храмѣ, такъ равно завѣдываніе казною храма и денежной отчетностью, которая ежегодно составлялась въ день освяіценія храма (20 сентября) въ присутствіи общества и подписывалась надзирателями и попечителями церкви; выборъ послѣдняго непосредственно зависѣлъ оТъ Августѣйшаго владѣльца мызы и первымъ на эту должность назначенъ былъ директоръ мызы баронъ Воркъ. Для сбора денегъ въ храмѣ повелѣвалось имѣть спеціальную тарелку, помѣщаемую при выходѣ изъ него, a употреблявшийся до тѣхъ поръ кошель съ колокольчикомъ былъ уничтоженъ; собраннныя деньги записывались тотчасъ послѣ окончанія службы въ приеутствіи пастора въ книгу о доходѣ и сдавались на храненіе надзирателю. Для сбора пожер­твований въ пользу бѣдныхъ разрѣшалось имѣть спеціальный запертый ящикъ, который ежемѣсячно вскрывался въ присутствіи надзирателей и пастора и накопившаяся за мѣсяцъ деньги дѣлили между бѣдными при­хода. Церкви дарованъ былъ колоколъ съ правомъ употреблять его по надобности.
 

Дѣление Гатчины на отдѣлъныя части. Изъ документовъ и плановъ, хранящихся въ архивѣ гатчинскаго дворцоваго управленія, можно заклю­чить, что Гатчина въ тѣсномъ смыслѣ слова первоначально состояла изъ нѣсколькихъ отдѣльныхъ частей, которыя какъ на планахъ, такъ и въ бумагахъ обозначались цифрами: 1— Ингербургъ, 2 —Большой проспектъ, 3 —Бомбардирская улица, и 4 —Малогатчинская. Изъ перечисленныхъ четы­рехъ частей Бомбардирская встрѣчается въ нѣкоторыхъ документахъ съ прибавленіемъ слова „слобода“ и видно, что она оканчивалась у нынѣшней Соборной улицы „малогатчинскимъ шлахтбаумомъ“ [Арх. гатч. дв. упр. 1798 г. дело о продаже дома Зырянова], въ виду того, что въ источникахъ встрѣчаются указанія на существованіе въ то время въ Гатчинѣ кромѣ упомянутаго еще и другихъ шлагбаумовъ, можно предпо­ложить, что это были дѣйствительно не улицы въ современномъ значеніи слова, a нѣчно родѣ отдѣльныхъ поселеній, хотя и входили въ черту въ возникавшаго города. 

Что касается Ингербурга, то несомнѣнно, что онъ былъ не только совершенно отдѣльнымъ пунктомъ, но даже пунктомъ до извѣстной сте­пени укрѣпленнымъ и заключалъ въ себѣ кромѣ двухъ-трехъ, какъ будетъ говориться ниже, частныхъ построекъ, или казармы или дома лицъ близкихъ къ особѣ Наслѣдника престола, почти всѣ существовавшая тамъ постройки были каменныя и расположены были по обѣ стороны дороги, продолженіе которой въ сторону дворца называлась тогда Большою улицею (нынѣ Большой проспектъ). Съ обоихъ концовъ пролегавшей черезъ Ингер­бургъ улицы имѣлись ворота, чтобы преградить доступъ ко дворцу со стороны Петербурга. Ворота эти строились въ 1795 году и предвари­ тельно постройки были объявлены торги. Въ архивѣ гатчинскаго дворцо­ваго управленія имѣется слѣдующее опредѣленіе бывшей волостной кон­торы по поводу этой постройки: „1795 года Апреля 24 дня въ Гатчинской Его Императорскаго Высочества Наслѣдника волостной конторе по учиненнымъ сего месяца 19-го, 20-го и 21-го чиселъ торгамъ о построеніи вынгербурге изъ парицкой плиты воротъ; послѣдняя цѣна со­стоялась за санктъпетербургскимъ мещаниномъ Митрофаномъ Прокофьевымъ за четыре тысячи пять сотъ тритцать пять рублей, но какъ онъ Прокофьевъ примеченъ безнадежнымъ и означенной работы на срокъ не исправитъ, а государственный крестьяне Иванъ Шушаринъ и Филатъ Ябуровъ уступили из оной суммы еще тридцать пять рублей то и опредѣлено: на учиненныхъ кандиціяхъ построеніе объявленныхъ воротъ отъдать означеннымъ крестьянамъ Шушарину и Ябурову, ценою за четыре тысячи пятьсотъ рублей, и заключить договоръ, о чемъ и учинить по сему исполненіе“. Подписано: „Карлъ баронъ Боркъ “. [Там-же, 1795 г.].

Постройка госпиталя. Къ числу важныхъ достроекъ, сооружавшихся въ этотъ періодъ въ Гатчинѣ, должна быть отнесена постройка госпи­таля: 20-го февраля 179В года въ гатчинской волостной конторѣ охтенскій житель Окорчевъ договорился построить „при деревне Гатчине госпи­таль нижней этажъ каменный, а второй деревянной съ башнею, какъ значить на планахъ и фасаде“ за 16880 рублей 65 коп. и работы по этой постройкѣ согласно условію должны были быть окончены къ 25 сентября того же года. Вмѣстѣ съ этой постройкой тотъ же подрядчикъ взялся строить и гавань на озерѣ въ саду за 5000 рублей. Однако сохранившіеся документы свидѣтельствуютъ, что постройка госпиталя въ дѣйствительности производилась не стѣсняясь предѣлами, указываемыми смѣтой, и ее превзошли, какъ видно, весьма значительно, такъ какъ впослѣдствіи (въ 1796 году) названнымъ подрядчикомъ было подано на имя Цесаревича Павла Петровича прошеніе, въ которомъ строитель просилъ возмѣстить ему перерасходованные имъ противъ смѣты 9449 руб. 75 к. [Арх. гатч. дв. упр. 1793г.] Окончаніе постройки госпиталя къ 25-му сентября 1793 года по всей вѣроятносги предполагалось только вчернѣ, такъ какъ изъ дѣлъ видно, что внутренняя отдѣлка велась лѣтомъ 1794 года. При госпиталѣ была устроена церковь и по всей вѣроятности одновременно же устраивалась и аптека, хотя въ сохранившихся документахъ и нѣтъ прямыхъ указаній, что послѣдняя устраивалась, но за то бумаги послѣдующихъ лѣтъ свидѣтельствуютъ о существованіи ея и даже прогрессивномъ улучшеніи и усовершенствованіи [Там-же, рап. Робека 21 июля 1797г.].
Такимъ образомъ въ Гатчинѣ первыми подарками новаго владѣльца бѣднымъ ея жителямъ были церковь, школа и больница, устроенная въ
большихъ размѣрахъ, чѣмъ въ Павловскѣ, при чемъ особенное вниманіе было обращено на уходъ за больными. Госпиталь высгроенъ былъ очень просторнымъ, со спеціальными отдѣленіями для больныхъ заразными болѣзнями, а для лѣченія заболѣваюіцихъ въ уѣздахъ было назначено по одному фельдшеру въ каждой волости подъ главнымъ надзоромъ старшаго врача госпиталя.

Первые училища в Гатчине. Для обученія и поднятія уровня умственнаго развитія живущихъ въ Гатчинѣ Павелъ Петровичъ учредилъ особое училище, въ которомъ безплатно обучались всему, что имъ нужно было знать по ихъ званію обоего пола дѣти гатчинскихъ жителей. Въ небольшомъ пансіонѣ, соединенномъ съ этимъ училищемъ Великій Князь имѣлъ нѣсколько пансіонеровъ. Кромѣ этого училища въ описываемое время имѣлось въ Гатчинѣ еще другое подъ названіемъ „военный сиротскій домъ“, только до восшествія Павла Петровича на престолъ, когда тотчасъ же былъ переведенъ въ Петербургъ [Арх. гатч. дв. упр. рап. Шпицберга 19 января 1797 г.] въ зданіе нынѣшняго екатерининскаго института, построенное въ 1711 году для великой княжны Анны Петровны и называвшееся „итальянскій дворецъ“ [Рус. Арх., 1873 г. М. Лонгиновъ. Замѣтки о дворцахъ, столб. LII.]. О существованіи этого дома въ Гатчинѣ сохранилось до насъ весьма мало свѣдѣній. На подобіе Ингербурга, но въ меньшихъ размѣрахъ въ Гатчинѣ устроенъ былъ Маріенбургъ, тоже состоящий главнымъ образомъ изъ казармъ, расположенныхъ вблизи пруда Пильной мельницы и охранявшій доступъ ко дворцу со стороны Краснаго Села; тутъ-то и выбрано было мѣсто для устройства „военнаго сиротскаго дома.“

Содержался онъ на средства получаемыя: 1) съ участка земли въ количествѣ 2020 кв. саж. нахо­дившейся при немъ же и расположенной между берегомъ пруда Пильной мельницы и дорогою; 2) съ пашни6и сѣнокоса всего въ количеств-!; десятинъ, находившихся въ Загвоздинской улнцѣ за огородами на бе­регу Чернаго озера, и 3) съ доходовъ отъ торговой бани съ землею при ней въ количествѣ 660 вв. саж.и 10 коровъ [Арх. гатч. дв. упр., 1796 ]. Но видимо средствъ этихъ было недостаточно для удовлетворительнаго содержанія его, такъ какъ Аракчеевъ письмомъ просилъ генералъ-маіора Обольянинова оказать „военному сиротскомудому пособіе“ и приказать вставить стекла въ сдѣланныя на средства этого дома тридцать зимнихъ рамъ.

Дом этот, как видно из названия, учрежден был главным образом для детей военных специально солдатских, и принимались туда сироты не только гатчинские, но и из других владений Великого Князя [Там-же, 1796 г. Письмо Аракчеева ]. Дѣти обучались чтенію, письму, рукодѣльямъ, земледѣлію и садоводству [Мельницкій, сбор, свѣдѣній о военно-учебн. заведен. Спб. 1857 г. , 119.], а въ 1795 г. Павел Петрович повелѣлъ ввести и музы­кальное образование, отделяя способнейших из детей съ целью пополнения музыкальных хоров “при батальонах". К этому же времени относится и повеление завести въ Гатчинѣ золотошвейную мастерскую для изготовленія нашивокъ на офицерскіе мундиры: работницъ для этой мастерской рекомендовано сформировать изъ охотницъ-солдатскихъ женъи дочерей, а если таковыхъ не окажется или соберется слишкомъ мало,то и это занятіе предложено было сосредоточить въ сиротскомъ домѣ [Арх. гатч. дв. упр. Письма 1795 г. стр. 206 и 220.]. Вообще же до 1798 года никакого опредѣленнаго положенія объ этомъ учрежденіи не было и Высочайше конфирмовано было оно 23 де­кабря 1798 года. Этимъ положеніемъ присвоялось ему во первыхъ наименованіе Императорскаго, а во вторыхъ учреждены отдѣленія его при гарнизонахъ, въ которыя предписано принимать какъ отъ тѣхъ гарнизонныхъ полковъ, при которыхъ учреждены, такъ и всѣхъ безъ изъятія солдатскихъ и унтеръ-офицерскихъ сыновей въ службѣ рожденныхъ. Дети принимались съ семилѣтняго возраста, а сиротъ или сыновей лицъ не имѣюіцихъ никакого содержанія принимали и моложе установленнаго возраста, но предварительно, до достижения 7-ми лѣтъ, отдавали въ надежную семью кого либо изъ служащихъ въ гарнизонѣ. Если оказы­вался кто либо изъ родственниковъ ребенка, желающій взять его на свое воспитаніе, то это разрѣшалось, но съ тѣмъ, чтобы ребенокъ былъ обучаемъ всему тому, чему обучали въ сиротскихъ отдѣленіяхъ, а по достиженіи 18 лѣтъ былъ возвращаемъ въ гарнизонъ для опредѣленія его на службу.

Содействие промышленности. Заботясь о благоустройстве своего поместья, Павел Петрович всеми мерами старался содействовать процветанию промышленности в Гатчине и способствовал устройству мануфактур и фабрик. Мануфактуристам дарил он земли для их заведений, строил для них дома и рассрочивал выдаваемые им ссуды. Таким образом возникли в Гатчине стеклянный и фарфоровый заводы, суконная фабрика, шляпная мастерская и сукновальня, которым Августейший владелец Гатчины оказывал постоянное внимание и материальную помощь. Из документов архива гатчинского дворцового управления за 1793 год видно, что для существовавшей уже в это время фаянсовой фабрики по повелению Наследника определено выдать 20.000 кирпича на постройку печи [Арх. гатч. дв. упр. Письма 1797 года, стр. 49 и 50]. Заведовавшему этой фабрикой мастеру Шульцу и всем лицам, управляющим отдельными частями, были даны подробные инструкции за собственноручною подписью Его Высочества. Особенно энергичная деятельность по заселению Гатчины и благоустройству посада относится к 1795–1796 годам, когда особенно щедро раздавались места и с этой целью волостной конторе дано было 15 октября 1796 года повеление выделять отставным нижним чинам, желающим поселиться в Гатчине, по 4 десятины земли с платою поземельных денег по 2 рубля с десятины в год. Пользование такою землею установлено было пожизненное, и со смертью лица, которому участок был выделен, он поступал обратно в собственность Августейшего владельца Гатчины, который в свою очередь выдавал законным наследникам умершего вознаграждение в размере стоимости построек, возведенных на нем. Но если бы оставшиеся после умершаго владельца наследники, будучи неспособны к военной службе, выразили желание владеть участком на тех же самых основаниях, то право это им предоставлялось. В видах же украшения Гатчины постройками более изящными Великий Князь отводил земельные участки своим приближенным, ставя в условие как можно скорее возводить постройки, и небогатым из них даже оказывал материальную помощь, несмотря на то, что денежные средства самого Наследника, как будет указано ниже, были весьма ограничены.
Благодаря таким мерам были выстроены дома: графини Шуваловой, Плещеева, Нелидовой, Нарышкина, Кутайсова, князя Куракина, Дурново, князя Голицына, Дюпона, Бакунина и Демидова, стоившие в общей сложности до 84.919 р. 26 к. К сожалению, дома эти по кончине Императора Павла большею частью пришли в совершенную ветхость, a некоторые из них были приобретены казною и переделаны под казармы гвардейского гарнизонного батальона.

Дворец к концу 1796 года. При описании Гатчины со стороны её внешнего благоустройства необходимо сказать, что к концу 1796 года и замок прежнего владельца не остался неизменным: он расширился постройкою при нём двух почти квадратных дворов — кухонного и конюшенного, симметрично расположенных по обе его стороны и отодвинутых на 22 сажени по косой линии от фасада, выходящего в сторону нынешнего полотна Балтийской железной дороги. Каждый из этих дворов окружен был со всех четырёх сторон двухэтажными сомкнутыми зданиями, сооружёнными каждое более чем на 800 кв. саженях, так что, включая в это число и площадь дворов, мы видим, что существовавшая площадь постройки дворца увеличилась ещё более чем на 2500 кв. сажен. Въезд в каждый из вновь устроенных дворов сделаны были в виде громадного размера овальных ворот, обращённых в сторону, противоположную саду. Таким образом, в 1796 году дворец состоял из главного корпуса, кухонного и конюшенного дворов. В главном корпусе помещалась Великокняжеская Чета, а по квартирам, окружавшим кухонный и конюшенный дворы, были размещены: свита, директор мызы, конюшенные офицеры, гусары, певчие и музыканты; тут же помещались: церковь, волостная контора, аптека, театр, кондитерская и даже военный департамент.
   Внутреннее убранство дворца, порученное архитектору Брено, в период четырёх лет (от 1793 до 1796 г.) значительно пополнилось и украсилось разными вещами и картинами, поступившими сюда из других мест; [Арх. гатч. двор. упр. Опись дворца 1797 г.] в большом количестве были привезены в гатчинский дворец картины и предметы роскоши из Каменноостровского дворца, Царского Села и Павловска [Там же. Письма 1797 г., ч. 2, стр. 81 и 87]. Из Павловска между прочими вещами доставлен был пьедестал, выточенный из слоновой кости трудов Ея Высочества великой княгини Марии Фёдоровны; а от М. Николаи поступил в Гатчину шкаф, наполненный различными нумизматическими, мифологическими и историческими медальонами. Но из последних не все вещи поступили во дворец; многие из них сделались украшением дома Нелидовой, а иные были отданы в католическую церковь.
В сервизной кладовой имелась посуда фарфора греческого, саксонского, французского и китайского [Арх. гатч. двор. упр. Опись дворца 1798 г.]. На башне дворца уставлены часы с тремя колоколами. К 1793 году относится постройка обелиска, названного „Коннетаблем“; выстроен он был из черницкого местного камня, на верху поставлен большой медный шар. Сооружение это тем более замечательно, что выстроено простым русским крестьянином Архангельской волости деревни Яичницы Кирьяном Пластиным за 10.000 руб. ассигнациями. Обелиск этот поставлен на скрещении дорог: дворцовой и большой, на одном из самых высоких мест Гатчины и имеет высоты вместе с фундаментом 17 сажен, так что он выше всех известных обелисков, в том числе и знаменитого римского.
   Название своё, по предположению, высказанному у Кобеко, он получил, по всей вероятности, в подражание памятнику коннетабля Монморанси в Шантильи; это вероятно тем более потому, что каменная ограда, окружающая площадку, на которой стоит обелиск, есть весьма удачное подражание той ограде, которая окружала вышеупомянутый памятник.
 

Внутреннее благоустройство.

Со стороны организации внутреннего управления и благоустройства Гатчина, с поступлением в собственность Наследника, постепенно начинает вырабатывать характер самостоятельной единицы в административном и военном отношении. Вся вотчина состояла из двух оберъ-амтов и одного унтер-амта, которые в свою очередь составлялись из 48 деревень, из которых 33 деревни числились в гатчинском обер-амте, 14 деревень, в новоскворицком обер-амте и одна деревня Волосова составляла волковицкий унтер-амт. Гатчинский обер-амт составляли деревни: Малая Гатчина, Малая Загвоздка, Большая Загвоздка, Химози, Малое Колпино, Большое Колпино, Вокколово, Лядино, Салужи, Ропша, Черницы, Тяглино, Кривое колено, Подгорье, Ратково, Корписало, Хинколово, Тихковицы, Парицы, Корпиково, Сализи, Педлино, Мотчино, Акколово, Муттолово, Аядрино, Сокколово, Большое Резино, Малое Резино, Гатчинская мельница, Турдия, Вайялово и Кайязи.
Деревни Новоскворицкого обер-амта были следующие: Алапурскова, Юляпурскова, Кирьози, Тюнели, Покинсенпурскова, Пудость, Пудость-Себякуля, Пудости-Репузева, дворы при пудостьской мельнице Мюлюкюля, Аляпурскова новая, Большие Туганицы, Малые Туганицы, Пунколово и Арапакози.

Волостная контора. Во главе управления вотчиной стал главноуправляющий майор Бенкендорф, которого вскоре заменил статский советник барон фон-Борк, управлявший Гатчиной до 1796 года. Органом административной и хозяйственной деятельности главноуправляющего была волостная контора, компетенция которой, по всей вероятности, не была строго определена каким либо особым положением, а регулировалась исключительно теми вопросами и распоряжениями, которые вверялись ей или со стороны главноуправляющего или даже от лица самого Наследника престола. Но тем не менее контора эта была настолько организована, что делопроизводство в ней поделилось на три отдельные части: строительную, сельскую и военную. Военное делопроизводство состояло въ ведении коменданта, а сельским и строительным заведовали особые надзиратели; в ведении надзирателя над строениями состояли все городские постройки и дворец, который вскоре перешел в ведомство особо учрежденной должности дворцового исправника. Кроме дворцового исправника имелся еще посадский исправник, который функционировал, как исполнительный орган власти полиции.

Наказ 1793 г. Организуя таким образом управление вотчиной Великий Князь каждое лицо, управлявшее отдельной частью, снабжал особой подробной инструкцией, скрепленной собственноручной подписью Его Высочества. Въ архиве гатчинского дворцового управления сохра­нился наказ 23 октября 1793 г., данный надзирателю надъ строениями и касавшейся в одинаковой мере дворцов гатчинского и каменноостровского; вызван он был различными злоупотреблениями и непорядками, кои, как говорилось в приложенном при нем постановлении *), не токмо что казне Нашей отяготительны, но и сопровождаются следствиями вредными и для прочего хозяйства, умалчивая уже о вкравшемся при том корыстолюбии“. Въ силу постановления этого надзиратель над строениями обязан был ежегодно, лично осмотрев постройки доносить конторе о состоянии всех построек и о необходимых ремонтах с определением потребных для этой цели как материалов так и денежных сумм (2), а если необходимость вызывала экстренный ремонт, то он должен был с соответствующими мастерами осмотреть по­стройку и потребовать, чтобы последние составили смету, стараясь по возможности соблюдать экономию в затрате труда и капитала (4), и на основании этих смет входить в контору с донесением (5); контора со своей стороны повергала такое донесение на благоусмотрение Его Высочества и без Его разрешения не могла производить не только ни­ какой постройки, но даже и ремонта (6). В том же случае, когда дано было Высочайшее соизволение на производство известной постройки, работа эта обязательно должна была быть начата ближайшей весной, а в течении зимнего времени заготовлялись материалы и рабочая сила с таким расчетом, чтобы во время производства работ никаких остановок не было (7); при возведении постройки для наблюдения за правильностью хода дела и усердием рабочих назначался при каждом строении особый прикащик в помощь надзирателю (8). Подрядчику, производившему постройку, предписывалось не выдавать более двух третей договоренной суммы до полнаго окончания работ для того, чтобы удержанием части заработанной им денег он был поставлен в необходимость произвести исправления в тех случаях, когда обнаруживались неисправности при осмотре работ надзирателем (10), а если работы все были ведены и закончены исправно, то подрядчику выдавалось в этом свидетельство. Из дальнейших параграфов постановления видно, что никаких предметов, составляющих внутреннее убранство и обстановку квартир на казенный счет заводить не разрешалось (13), a общий присмотр за содержаниемъ квартир в должном порядке возлагался на самих квартирантов с обязательством производить на свой счет даже такой ремонт как: беление и окраска стен в комнатах и кухнях, починка окон, печей, очагов замков и очистка дымовых труб (12); кроме перечисленных работ на обязанности занимающего квартиру лежало и исправление всего того, что „отъ нерадѣнія нарочно или отъ непомѣрнаго употребленія въ строеніяхъ повреждено будетъ". Надзирателем над строениями был назначен Фридрих Вильгельм Кизлинг, на имя котораго и дан был „наказъ“ [См. приложение 3.]. 

„Наказъ“ направлен был главным образом на то, чтобы дать прочные основы, которыми должен руководствоваться надзиратель над строениями при составлении смет и планов построек, а относительно меры потребляемых материалов надзиратель предварительно сносился с управляющим, как руководителем в его действиях (1); меры для материалов наказ установил следующие: а) доски и брусья по 9 арш. длины; б) кирпичи должны выделываться такого размера, чтобы после обжога 8 кирпичей составляли 1 куб. фут; черепица же по обжоге
должна иметь 3/4 аршина длины и 6 1/2 вершков ширины (2). Провоз камня должен оплачиваться с кубической сажени и по доставке на место должен быть вновь перемерян (4); подвоз всяких материалов должен быть оплачиваем мерою и никак не поденно (8). Далее наказ точно определял, как должна составляться известь для скрепления камня (5), какое количество проволоки идет на штукатурную работу и как должны быть заключены договоры с подрядчиками, дабы они не требовали особых расходов (7); этим заканчивалась первая часть наказа. Вторая часть его тоже имела отношение к составлению сметы, но здесь наказ касался главным образом вопросов чисто технических и представлял собою нечто в роде строительного устава. Начиная с предписания возможно точнее вычислять употребляемый для постройки лес, обозначая длину и толщину футами и дюймами, наказ поясняет, что нижние балки в сухом месте должно класть на фут от земли, а в сыром на два фута; фундаменты из дикаго камня или булыжника должны выкладываться на два фута в землю и на 1 фут и 6 вершков над поверхностью и скрепляться обязательно известью; на сухих же местах не требовалось класть фундаментов, а предлагалось выводить столбы; особенно предписывалось наблюдать надзирателю за устройством крыши „яко о главной защитѣ строенія“; для покрытия требовалось класть черепицу так, чтобы двѣ пятых длины одной черепицы были покрыты другою, при чем накладывать одну на другую не рекомендовалось без нужды, а крыши сделанные из драни предписывалось обмазывать известью смешанной с шерстью. Кроме того здесь же рекомендовалось средство, которое должно употреблять для придания большой прочности черепице, и наконец заканчивалась эта часть воспрещением иметь деревянные трубы, почему повелевалось способствовать даже крестьянам строить каменные трубы. Когда смета составлена под руководством всех вышеизложенных правил и „аппробована“ конторою, так что определилась уже приблизительная стоимость постройки, тогда началась торговля с подрядчиком и в результате договор с ним. Правила, которыми должно было руководствоваться при заключении договора, составляли третью часть наказа и изложены были в одиннадцати пунктах. Начинались они с того, что предписывалось обращать внимание, чтобы подрядчик был сведущ в постройке и обеспечивал исправность предпринимаемой на себя работы; как в смысле выполнения, так равно и в смысле определенности срока окончания работ; въ чем заключалась эта гарантия, правила не определяли, но судя по употребленному выражению—„достаточное поручительство“ можно предполагать, что она была денежная, употреблявшаяся или в форме залога, или неустойки. Договор должен был быть составлен так определенно и ясно, что в нем не только перечислялись все мельчайшие подробности, но даже указывался ближайший преемник подрядчика в случае смерти последнего (2); в виду последнего обстоя­тельства рекомендовалось стараться иметь подрядчиками двух товарищей; поденным трудом производить работы дозволялось надзирателю над строениями не иначе, как с разрешения конторы. При больших работах предписывалось вызывать желающих на торги при посредстве публикации; а служащим под угрозой увольнения воспрещалось вступать в какую либо поставку или подряд. По заключении договора он под­писывался подрядчиком и надзирателем и представлялся на рассмотрение управляющего. Последняя часть наказа определяет обязанности надзирателя с момента заключения договора и до окончания постройки. Прежде всего он должен был наблюдать за темъ, чтобы строитель ные материалы были заготовлены в течении зимы и не позже марта месяца уже находились на месте, а в случае какого либо с этой стороны затруднения, тотчас же доносить конторе, которая, могла бы своевременно принять необходимые меры к тому, чтобы предположен­ная постройка все-таки могла начаться с мая месяца и до наступления морозов окончена. Во время возведения постройки надзиратель все время
наблюдает, чтобы она производилась согласно с планом и сметой и при встрече какого-бы то ни было затруднения тотчас же рапортует конторѣ; точно также он обязан был ежемесячно доносить о количестве как наличных материалов, так точно и употребленных в дело. А по окончании работ сдать по ведомости все инструменты и оставшиеся материалы. Таким образом надзиратель над строением являлся непосредственным начальником над подрядчиками, мастеровыми и другими служителями, находящимися при работах, ответственным за проступки и упущения, хотя степень ответственности его наказ не определил.
 

Регламент 1793 г. Вслед за наказом в том же году издан был 1 ноября за Собственноручною подписью Павла Петровича „регламентъ“ [См. приложение 4]. Причиной, вызвавшей его, послужило то обстоятельство, что квартировавшие в Гатчине войска за недостатком помещений размещались по частным квартирам и между ними и квартирохозяевами происходили весьма часто разные недоразумения; с целью устранения этих недоразумений Великий Князь и преподал особые положения, долженствовавшие с одной стороны урегулировать взаимные отношения хозяев домов к военнопостояльцам и обратно, а с другой установить твердые основы, на которые должны опираться дальнейшие в случае надобности распоряжения начальствующих лиц. Регламент состоит из двух частей, из которых первая, заключающая в себе семь параграфов, содержит положения общие, а вторая в тринадцати параграфах излагает правила, коими должно руководствоваться при размещении войск по квартирам. Общая часть определяет посадского исправника надзирателем над квартирами и хотя все распоряжения касающиеся квартир он и делает сообща с комендантом, но тем не менее во всех вопросах имеющих отношение до квартир и постоя предписано обращаться къ нему „яко въ первое мѣсто“, а он уже с своей стороны делает сообщения коменданту; списки войск, имеющих занять квартиры, комендант, получает от начальника части, отправляет тоже исправнику (1—3). Четвертый параграф первой части выясняет, какие дома освобождаются от постоя на два года, а именно: „вновь поселяющиеся полезные художники пока не будут производить какого промысла или ремесла“, a затем дома господские, дома церковнослужителей и лиц причастных к школьному делу и вдов их; постоялые дворы, трактиры и все публичныя здания; дома принадлежавшие придворным чинам и вообще начальствующим в посаде, но это освобождение их от постоя действовало до тех пор, пока они не занимались никаким промыслом и ремеслом (4).

Далее регламент учреждает в Гатчине так называемый „должностный домъ“ для отдыха и ночлега командированных нижних чинов и для сего требовалось выбрать среди жителей такого, который бы согласился за умеренную плату давать приехавшему по казенной надобности дрова, свечи и солому для ночлега, но он обязывался не принимать никого на ночлег не имеющего паспорта от коменданта или билета от посадского исправника, а также никому не отпускать дров, свечей и соломы безденежно. Содержатель такого дома освобождается не только от постойной повинности, но даже от всех прочих „тягостей“ (5). Заканчивалась первая часть регламента тем, что Августейший владелец Гатчины выражал надежду, что офицеры подадут хороший пример нижним чинам в том отношении, чтобы постой воинский никоим образом не мог оказаться бременем для местных жителей и тем докажут что они стоят на высоте своего назначения (7). Вторая часть регламента преподавала следующие правила: нижние чины не должны своевольно занимать квартир, но по вступлении в Гатчину ожидать, пока посадский исправник снабдит билетом и определит квартиру назначенную для данной части войска. Когда же все войска будут таким образом размещены, то по прошествии трех дней командующий пришедшим отрядом обязан избрать беспристрастного из обер-офицеров, который вместе с исправником должен был обойти все квартиры и составить сведения, у какого хозяина кто находится на постое, не обнаруживается ли каких недоразумений или неудовольствий и принять соответствующие меры; затем по требованию регламента в даль­нейшее пребывание такой обход совершался ежемесячно, но не иначе как по сношении с командиром части; квартиры войск, расположенных по деревням гатчинской вотчины, осматривались смотрителем (амтманом) амта вместе с назначенным обер-офицером; а в Малой Гатчине и на Пильной мельнице обер-инспектором. Заявляемые во время таких осмотров жалобы записывались в протокол, сообщались командующему и совокупно с последним исправник или амтман производил расследования и если обнаруживаемо было, что хозяин действительно терпит от причиняемого ему вреда, то командиру делалось представление об удовлетворении обиженного и о наказании виновного и если-бы со стороны командира не последовало никакого распоряжения по сему, то в таком случае дело поступало в контору с приложением протокола. Н а обязанность всех офицеров регламента возлагал старание соблюдать доброе согласие между военнослужащими и жителями, дабы заслужить особое благоволение Великого Князя. Отношения между командирами и главноуправляющим регулировались пунктом седьмым второй части регламента, но редакция его такова, что допускает толкование самое широкое и по всей вероятности неопределенность, допущенная здесь, была введена Его Высочеством в силу нежелания безусловно подчинить одно из этих лиц другому, а в стремлении, оставив их независимыми друг от друга, воспитать между ними возможное согласие и солидарность действий; так как интересы их сталкивались на весьма щекотливых вопросах, то во избежание могущих возникнуть недоразумений, предписывалось по делам уважения заслуживающим „сноситься съ главноуправляющимъ обо всемъ письменно, а по важнымъ дѣламъ дѣлать Намъ представленія“. Этим предоставлялась широкая свобода командиру выйти из под контроля главноуправляющего в тех делах, которые он сочтет „важными“, ибо никакого мерила, определявшего где кончается дело „уваженіе заслуживающее“ и начинается „важное“, регламент не устанавливал. Помещать в крестьянских домах предписывалось не более четырех человек в каждом, a превышение этого предела возможно было только в случаях чрезвычайных и не иначе как с разрешения Наследника (11); женам хотя и предоставлялось пользоваться квартирою вместе с мужьями, но дровами, свечами и соломою они не пользовались (п. 12).

Инструкция 1793 г. После „регламента“ в этом же месяце за подписью Его Высочества издана была „инструкція“ (*), утверждавшая должности двух ночных караульщиков, в видах сохранения общественной тишины и спокойствия; на этих лиц также была возложена обязанность наблюдать и за наружной чистотой улиц в посаде (п. 9). При определении караульщика на службу он принимал присягу в том, что обязанности свои исполнит, не отступая от инструкции (п. 20). Выступали они в караул осенью и зимой при наступлении сумерок, а весной и летом позднее и оставляли караул утром по пробитии зари; находясь в карауле, трещеткой должны были обозначать каждую четверть часа и
час, и по отбытии часа караульщики обязаны были обходить посад по одиночке из конца в конец улицы по обеим сторонам, но отнюдь не вместе и не посредине улицы (п. 3 и 4). Передавать свою обязанность караулыцик не имел права (п. 2), и если во время обхода замечал отворенные ворота или окошко в доме, то обязан был разбудить хозяина и удостовериться, не произошло ли это вследствие злого умысла (п. 5). Если караульщик открывал каких либо злоумышленников, посягающих на чужую собственность, он должен был тревожными ударами трещетки давать знать о том ближайшему караулу (п. 6); праздношатающихся и пьяных обязан отправлять под стражу (п. 8). Особенное внимание караулыциков обращалось на наблюдение за тем, чтобы никто не заводил в своем доме „непотребства“ и не давал притона ворам (п. 10). а также и на наблюдения за тем, чтобы не случилось в ночное время пожара; в первом случае на обязанности его лежало на другой же день донести посадскому исправнику, а во втором он должен немедленно при обнаружении пожара разбудить хозяина, а в случае надобности и соседей его (п. 13), а если обстоятельства потребуют, то дать знать ближайшему караулу, посадскому исправнику и даже коменданту (п. 14), но после этого тотчас-же продолжать обход по посаду; за исполнение в точности этого предписания он получал в награду рубль, а в противном случае исключался из службы и кроме того подвергался наказанию, хотя инструкция не определяла меры наказания и формы его, ограничиваясь только степенью его, выраженною словом „жестоко“ (п. 16); в случае пожара днем караульщик должен был находиться на своем месте и исправлять свои обязанности (п. 17).

Полицейское учреждение. Наконец 19 ноября 1793 года дано было „полицейское учреждение для гатчинского дворцового посада [См. приложение 6], оно было изложено в 21 пункте и представляет собой документ чрезвычайно важ­ный, так как не только является первым актом, положившим на­чало благоустройству Гатчины в судебно-полицейском отношении, но и потому, что оно первое оформило, хотя и недостаточно определенно, раз­дачу земель в Гатчине под постройки частным лицам, сохранившую свое значение и поныне. Пунктам „учреждения“ предшествует краткое пояснение обстоятельств у вызвавших его:... „усмотрели Мы что многие разного состояния люди изъявили желание свое поселиться, выстроиться и производить свои промыслы в окружности загородного нашего гатчин­скаго дворца, иные же из них просят уже и ныне о даче им для сего мест, то не токмо что соизволяем на сии их прошении, но и сверх сего благоугодно Нам для спокойного и безпомешного их пользования всеми выгодами общежития, сделать следующее постановление, и для того повелеваем“... Из этих строк видно, что население в гатчинском посаде было уже настолько значительно, а главное, что приток новых желающих водвориться в Гатчине настолько возрастал, что организация внутреннего благоустройства требовала расширения, дополнения и изменения тех начал и правил, которыми руководствовались доселе местные обитатели и управители, и которые становились неудовлетворительными, в виду изменяющегося строя жизни частной в строй жизни общественной. Первый пункт „учреждения“ повелевает отвести обитателям Гат­чины соответственный потребности выгон, который и даруется поселенцам в собственность с тем однако ограничением, что Великий Князь оставлял за собою право распорядиться им в случае надобности, но и то не иначе, как в интересах жителей. Второй пункт предписывает отдать в собственность дома с достаточным количеством земли добропорядочнейшим из поселян и записать их в число обитателей посада, даруя им право заниматься промыслами, ремеслами и входить в подряды. Этот пункт во первых определил существование в Гатчине частной недвижимой собственности, во вторых дал начало фор­мальной стороне наделения участками лиц „добропорядочнѣйшихъ“ и выделения таковых же лиц из среды всего населения дачею им привилегии „производить всякий промысел или ремесло и входить в подряды“, так что с этого момента все население получает деление на два класса, построенное на чисто нравственных основах и группирующее поселенцев заявивших себя „добрымъ поведеніемъ“ в состав лиц, пользующихся большими выгодами нежели другие, и наконец в третьих этот же пункт кладет начало образованию коренного, постоянного гатчинского населения запискою тех же „добропорядочнѣйшихъ“ в число обывателей посада; с этих пор это уже не случайный, не пришлый элемент, а постоянные жители, формально занесенные в списки. 

Организация полицейской комиссии. В последующих пунктах опре­деляется организация управления посадом в административном отношении: учреждается „непремѣнная полицейская коммиссія“, которая соби­рается еженедельно в назначенный день и состоит из: 1) главноуправляющего, 2) коменданта, 3) посадского исправника, 4) избранного посадаского старшины и 5) секретаря исправляющего должность актуариуса. В случае отсутствия главноуправляющего председательское кресло занимал комендант, но только при том условии, чтобы его место в комиссии заступал главный смотритель. В таком составе собиралась коммиссия для разбора дел уголовных и подсудны ей были все сословия. Разбор дел был устный и непосредственный, единственная льгота в этом отношении дана была „людямъ почетнымъ“, которые могли не являться на разбор дела, а присылать вместо себя поверенного; кто разумелся под людьми „почетными“ из учреждения не видно, но повсей вероятности это исключение касалось только особ, близко стоявших к Великому Князю. Решение определялось простым большинством голосов (председатель имел два голоса) и записывалось секретарём в протокол. Апелляция на решение комиссии подавалась на имя Августейшего владельца посада.

Кроме обязанности отправления правосудия, которое собственно не составляет функции органа власти полицейской, на комиссию были возложены обязанности строго полицейского характера: она обязана была следить за доброкачественностью в посаде съестных припасов и чтобы их всегда было в достаточном количестве, наблюдать, чтобы продукты первой необходимости продавались по таксе, установленной на таких началах, чтобы „цѣны сходны были какъ для покупщика такъ и для про­давца“ . В архиве гатчинского дворцового управления сохранилась такса [см. Приложение 7], помеченная 1796 годом; в силу того, что не встречается никаких указаний на то, чтобы в течении этих трех лет такса была изменяема, можно допустить, что по всей вероятности, это и есть та самая, которая была выработана при издании полицейского учреждения. В предписании о назначении таксы на съестные припасы характерным обстоятельством представляется в высшей степени строгая последовательность в наблюдении за нарушениями таксы, выразившаяся в том, что в случае обнаружения уклонения от неё ответчиками, подвергавшимися административной каре, являлись обе стороны: продавец и покупатель, с той только разницей, что с покупателя взыскивался штраф в размере 1 рубля, а с продавца — 10 рублей. За ослушание распоряжений полицейского учреждения на виновных налагались взыскания административного характера и степень взыскания или кары измерялась важностью неисполненного распоряжения: денежная пеня, взятие подъ стражу, объявление при посредстве барабанного боя; при рецидиве кара удваивалась, a малолетние подвер­гались публичному наказанию розгами. Большое внимание учреждения об­ращено было на съестные припасы, которым посвящены несколько пунктов (5, 6, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 16), и особенно подтверждает учреждение, чтобы съестные припасы еженедельно (по средам и субботам) свозились на публичный рынок, и касалось это не только Гатчины, но и новых и старых Сквориц, Волковиц и Шеремикина и в каждом из перечисленных пунктов учреждены были особые смотрителя, наблюдавшие за строгостью исполнения всех предписаний учреждения. Полицейская комиссия пользовалась правом определять и увольнять по усмотрению следующих служителей: ценовщиков, досмотрщиков, полицейских низших чинов и ночных караульщиков (п. 7). В общем же объем компетенции полицейской комиссии сформулирован был в 8-м пункте учреждения и, руководствуясь данной инструкцией, комиссия обязана была: следить за правильностью весов и мер, назначать таксу для торговли съестными припасами, заботиться о доброкачественности и избытке их, иметь постоянный надзор за рынками, наблюдать за исправностью дымовых труб и распоряжаться принятием мер для тушения пожаров, [На случай пожаров была дана позднее (1796 г.) особая инструкция обер-амтману Дордету; о ней будет говориться ниже.] содержать в чистоте и исправности мостовые, следить за торговлей крепкими напитками, не допускать распространения занятия ростовщичеством, не допускать в шинках и трактирах неблагопристойности даже в словах, задерживать всех беспаспортных и нищих и вообще днем и ночью блюсти тишину и спокойствие как на улицах, так и в „публичныхъ домахъ“. В пункте 9-м учреждение снова возвращается к заботам о пище, запрещая всем скупщикам под опасением штрафа не покупать ничего на базаре, пока стоит торговое знамя, т. е. до 10 часов. Маловесный хлеб в силу п. 11 конфисковался в пользу „убогаго дома“, что свидетельствует в тоже время о существовании уже в Гатчине учреждения в форме богадельни. Мясники пользовались монополией убоя скота, но на основании п. 12 учреждения комиссия могла наказывать мясников в случае обнаружившегося недостатка в этом продукте, а при повторении подобных случаев, разрешить бить скот и продавать мясо на базаре и посторонним лицам; живой же скот мясники могли продавать только местным жителям. Трактиры обязаны были иметь при­битую на дверях таксу, а ночные пиршества в них воспрещались под угрозой пени в размере 1 рубля с хозяина трактира и по столько же с каждого из гостей (п. 14 и 15). Комиссия наблюдала за чистотой на улицах и для этого установлено было правило, в силу которого каждый владелец обязан был чистить улицу пред своим домом два раза в неделю: в среду до 9-ти час. утра и в субботу до 2-х часов по по­лудни; за ослушание этого распоряжения взималось 5 рублей пени, не смотря на то, кому бы не принадлежал дом (п. 18).

Руководствуясь этим учреждением возникла и организовалась поли­цейская власть в Гатчине и развивалась она с 1793 года до половины 1797 г., функционируя не только как учреждение полицейское в современном смысле слова, но как учреждение пользующееся гораздо более широкой областью компетенции. Начало же выделения функции чисто по­лицейской, как увидим ниже, относится к 1797 году, когда учреждена была должность полицмейстера [см. ниже глава II наст. труда].

Положение крестьян. Рассматривая документы архива гатчинского дворцового управления, касающиеся вопроса о крестьянах, выяснить по­
ложение их представилась возможность лишь со времени поступления вотчины в собственность Наследника престола, когда обязанности крестьян слагались из казенных податей и барщины, которые высчитывались с тягла (тягло составляли муж и жена или достигший совершеннолетия одинокий крестьянин), так что хотя с тех пор уже крестьяне гатчинской волости несли повинности натуральные и денежные, но тем не менее никакого определенного положения или установления не существовало и основаны сборы были по всей вероятности на обычае, подверженном частному и произвольному изменению. Изменения эти происходили в следующем порядке: с 1783 года по 1786 крестьяне „ходили со всякаго тягла по два дня въ недѣлю, a бабіихъ дней не было, окроме того навозъ вывозить, хлебъ снять и обмолачивать и сена косить за свои дни“, так что натуральную повинность в виде личного труда несли только одни мужчины в течении этих трех лет, при чем уборка хлеба и сена и возка навоза не шла в счет барщинных дней. В 1786 г. крестьяне гатчинского обер-амта были отпущены в виде опыта на оброк по 8 рублей с тягла, но отпуск этот состоялся при том условии, чтобы ежедневно 15 человек оставались в экономии и доставляли по кубической сажени дров с тягла; a новоскворицкий обер-амт нес тягости по прежнему. По всей вероятности попытка эта оказалась не­удачной и с 1787 года все крестьяне снова ходят на барщину, но при несколько иных условиях, значительно уменьшивших общее число барщинных дней, а именно: с этого года крестьяне ходили с каждого тягла шестую неделю, но за то работы, долженствовавшие быть отправляемыми крестьянами за свои дни, значительно увеличены; вне урочного времени они должны были: вырубать по две кубических сажени дров, производить весь посев и уборку хлеба и кроме того каждое тягло обязано было за свои же дни сделать в год две поездки в Устию за досками. Такой порядок длился семь лет до 1794 года, когда снова возвратились к прежнему, т. е. ходить на барщину по два дня в неделю, но прибавлена была натуральная повинность и для женщин, которые во время сенокоса должны были ходить по одному дню с тягла, а жатва хлеба по прежнему производилась за крестьянские дни. Это послужило переходом к увеличению барщины тем, что с 1795 года крестьяне должны были выходить на барщину по два дня с тягла уже вдвоем — мужчина и женщина, а уборка хлеба производилась на прежних основаниях. Чтобы составить некоторое понятие о тогдашнем хозяйстве в гатчинской экономии, надо сказать, что хлеба с полей снималось всего в количестве до 2000 четвертей, а именно: 750 четвертей ржи, 1000 четвертей овса и 200 четвертей ячменя; польза от крестьянского труда в садах, оранжереях теплицах, на скотных дворах, при казенных строениях и т. д., переведенная на деньги, оценивалась в 25.000 рублей. Сена снималось до 22.000 пудов и расходовалось на корм скота и оленей. Вся же вообще польза от хлеба и от крестьянскаго труда оценивалась в 40.000 рублей.

Повальное экономическое приказание. Началом более определенной постановки сельского хозяйства следуетъ признать сохранившийся в архиве гатчинского дворцового управления документа „Повальное экономическое приказание и наставление“ [Приложение 8]. К которому году относится этот исторический памятник, сказать с точностью трудно, так как сохранившийся в архиве подлинник, написанный на немецком и русском языках не помечен годом, но несомненно то, что приказание это издано было после учреждения волостной конторы, которая имеется в виду в названном акте как учреждение уже вполне организованное. Повальное экономическое приказание состоит из двух частей, из которых первая содержит в себе назначение должностных лиц в амтманства и деревни, а вторая в 20-ти пунктах излагает обязанности этих должностных лиц. Должности были следующие: амтман или прикащик, староста и выборный для каждого амтманства и старшина в каждой деревне. Амтманы определялись волостной конторой, а остальные избирались крестьянским сходом и только утверждались в должности конторою. Таким образом внутреннее управление волости слагалось из двух элементов: короннаго и выборнаго. Изложение обязанностей амтмана начиналось с того, что перечислялись все качества, которыми должен был обладать амтман и внушалось ему „въ преступленіяхъ крестьянъ разборы чинить по правдѣ и гласно дабы всякъ видя судъ правый, удерживался отъ пороковъ“; кроме того этот же пункт (п. 1) внушал амтману воздействовать на нравственную сторону вверенных ему крестьян, более исправлять нравы и к должности „каждаго наставлять кротостію беззапальчивости“. Следующая обязанность амтманов состояла в наблюдении за сельским хозяйством, одинаково заботясь о каждой отрасли его (п. 2,); для правильного ведения его предписывалось наблюдать, чтобы каждая работа производилась строго в соответствующее ей время и не исправных в этом отношении крестьян штрафовать; при повторении же ими тех же неисправностей — наказать их розгами при мирском сходе, в случае же повторения неисправностей в третий раз, представлять таковых с мирским приговором в волостную контору (п. 3). Далее указывались условия и время для выхода крестьян на экономические работы: в летнее время они должны были выходить на работы не позднее 4-х часов утра и оканчивать работы с заходом солнца; в течении этого времени полагалось трижды отдыхать (п. 4). Затем в пунктах 5, 6 и 7-м преподавались правила о запасе навоза, запахивании полей, жатве и уборке хлеба с полей. Затем экономическое приказание давало определение понятия „тягла“ и установляло барщинные дни по два в неделю для отправления работ по экономии в течении лета, а в осеннее время каждое тягло должно было вырубить по две сажени трехполенных дров, которые зимой обязано было выставить, куда будет указано; кроме дров тягло выставляло по два бревна строеваго леса не менее пяти вершков и длиною в три сажени, а женщины сверх барщины в зимнее время должны были выпрясть по данному образцу пряжу из двух фунтов льна (п. 9). В каждой деревне мир избирал старшину, на обязанности котораго лежало „смотреніе имѣть о поведеніи допропорядочномъ той деревни крестьянъ о хозяйствѣ чтобы въ каждое годовое время исправляемо было“; старшина о нерадивых доносил амтману, старосте или выборному, которые и принимали меры соответственно данному им предписанию, а в случае неуспешности их, доносили волостной конторе (п. 11). В свободное от работ время года крестьянам разрешалось уходить в отходные промыслы, для чего и выдавались им паспорта после засвидетельствования старшиной деревни добропорядочности поведения отходящего и сообщения подробныхъ сведений, куда идет крестьянин и каким промыслом имеет в виду заняться; но в случае если по возвращении своем домой оказалось бы что отпущенный не улучшил быта домашнего своим отходом, то он лишался впредь права на увольнение до тех пор, пока не исправится (п. 13). В амтманствах заведены были запасные хлебные магазины, из которых в случае надобности выдавалось зерно крестьянам в ссуду на следующих условиях: при возврате взятого заимообразно количества в магазин заемщик уплачивал в вид процентов за пользование хлебом по одному четверику того же зерна за каждую взятую четверть. Но Великий Князь, предвидя возможность злоупотребления подобного рода ссудами со стороны нерадивых крестьян, предписал предварительно выдачи семян из магазина выяснять причину, вследствие которой произошел у просителя недостаток в хлебе и в случае, если он проистекал от естественных причин, то такому помощь безусловно должна быть оказываема, если же причиной недостатка являлось нерадение землепашца, то ему хотя помощь и была оказываема, но на ряду с этим он подвергался телесному наказанию в присутствии мира; в случае же обнаружения явного и умышленного злоупотребления ссудою предписывалось отнюдь не выдавать им хлеба и делать о таковых представление в контору (п. 14). Каждого оказавшего сопротивление сельским властям предписывалось, связав или даже сковав, представить в волостную контору для определения степени его вины и наложения соответствующего наказания; очевидно, что здесь речь шла о сопротивлении оказанном действием (п. 15). Действия сельских властей: амтмана, старосты, выборного и старшины подлежали суждению конторы, куда и дозволялось крестьянам приносить аппелляционные жалобы в случаях недовольства решением дела одного из них, но если прине­сенная таким образом жалоба оказывалась неосновательной, то наказывался жалобщик (п. 16). На обязанности же амтманов лежало собирать подати с крестьян и, записав оные на приход, расходовать не иначе как по предписанию конторы, а подати эти определены были в следующем размере с каждого тягла: 60 копеек деньгами, 1 курица, пять яиц и пять пудов соломы (п. 17). В каждом амтманстве имелся амбар для хранения казенного хлеба и ключ от амбара хранился у выборного, а у старосты хранилась печать; без ведома амтмана из амбара хлеб никому не выдавался (п. 18). Амтманы же, старосты и выборные наблюдали за своевременным поступлением казенных сборов (п. 19). Заканчивалось экономическое приказание тем, что предписывало каждому из должностных лиц волости при оставлении им должности сдавать все имеющиеся у него документы, но без всякого указания на какую либо формальность (п. 20).
Таким образом из приведенного содержания „повальнаго экономическаго приказанія“ видно, что, явясь первым актом организации сельского сословия и хозяйства его в гатчинской волости, оно установило сельские власти, в которых видело прежде всего воспитателей вверенных им крестьян. Вникая глубже в содержание приказания, из каждого пункта его явствует, что Августейший владелец вотчины, устанавливая эти должности, стремился к тому, чтобы организация каждой из них допустила возможность как можно теснее соединить функции судебную и административную с отечески-воспитательною. Преследуя эту в высшей степени гуманную цель, Павел Петрович обратил особенное внимание на то, чтобы люди предназначавшиеся на должности сельских властей, обладали высокими нравственными достоин­ствами. В первом пункте своего приказания Он даже подробно перечисляет качества по его мнению необходимые для человека, которому будут более или менее вверены крестьяне; для ограждения же последних от произвола сельских властей, установлены наказания за каждое упущение или нарушение воли Державного помещика. Мы не ошибемся, если скажем, что в этом более всего проглядывает забота и желание вдохнуть в исполнителей своих распоряжений любовь к подчиненным и разумное сердечное отношение к делу, так как Наследник престола понимал, что только при наличности этих условий вся деятельность в этом направлении даст благотворные результаты. 

Сельский Устав 1793 г. Кроме экономического приказания, как видно из дошедших до нас сведений в видах упорядочения сельского же хозяйства издан был 29 декабря 1793 года особый „сельский уставъ“, который повелено было Наследником престола привести в исполнение с января 1794 г. Десятилетний опыт владения гатчинской вотчиной показал, что бедственное положение поселян нисколько не улучшилось, не смотря на все стремления к этому Августейшего владельца; царившие беспорядки в быте сельскаго населения не только не прекращены, но напротив с некоторых сторон они даже успели умножиться, благодаря появлению в окрестностях Гатчины большого наплыва бродяг и беспаспортных.

Устав 1793 года служит неоспоримым доказательством необыкновенной заботливости и того живого интереса, с которыми великий князь Павел Петрович следил за всем происходившим тогда в Гатчине. В первых строках устава Августейший владелец Гатчины высказал в довольно резкой и вполне определенной форме мотивы, вызвавшие издание его:

Затем идетъ изложение сельского устава. Вникая в его содержание, можно с уверенностью сказать, что организация внутреннего устройства гатчинской волости, как в смысле законодательном, так точно и со стороны практического применения изданных до тех пор различных постановлений, получила начало свое только с января 1794 года.

Из восьми пунктов устава четыре (п. 4, 5, 6 и 7) посвящены повелению учредить повсеместно хлебные магазины и неимущим раздавать из них хлеб в ссуду [Подробности этого вопроса разработаны в п. 14 „экономического приказания“.], а первые три пункта касаются вопроса права
государственного и частью выясняют политическое положение поселенцев. В первом пункте определяется характер должности смотрителя экономии и даются некоторые сведения о степени его власти и области компетенции; затем во втором пункт указывается на отсутствие регулирования прав и обязанностей обывателей Гатчины в политическом отношеніи:

Третий пункт касается правосудия по вопросам, возникающим между поселянами, и главным образом гарантирует в этом отношении поселян от злоупотреблений со стороны судей их в лице амтманов, следующими словами:

Таким образом приведенный текст двух пунктов настолько определенно характеризует состояние внутреннего управления в вотчине и отправление правосудия, что не требует дальнейших пояснений. Заканчивался устав изложением правил о рабочих днях. [Матер, о город, придвор. вед. гор. Гатчины стр. 5 и след., изд. 1882 г.]

Неудовольствие Наследника было вызвано и другими отраслями хозяйственного управления на мызе: из документов 1793 года видно [См. приложение 9], что Великий Князь усмотрел из годового отчета о расходе дров отсутствие „всякаго порядка“ и устройства в заведывании этим материалом, благодаря чему могла предвидеться возможность, что „в короткое бы время приведены были леса в опустошение“. В виду этого 10 ноября 1793 года Наследник Цесаревич повелел главноуправляющему иметь особое наблюдение за этой отраслью хозяйства: сберегая по возможности лес, разделить его на части согласно правилам „лѣсохранительства“ и представить Его Высочеству смету о дровах с подробным указанием, кому и сколько потребуется. Что же касается до имевшихся в Гатчине казарм, то на отапливание их предписано было отпускать: на каждую печь в зиму по пять сажен трех аршинных дров, на каждый очаг по четыре сажени в год таких же дров и для офицерских помещений по три саж. таких же дров в зиму. Все количество потребных дров должно быть сдано эскадронным командирам сразу под расписку. Постановление это касалось всех дворцов Наследника престола и казарм.

Пудостьская мельница. При обозрении деятельности Павла Петро­вича, направленной на устроение внутреннего благоустройства мызы, не­обходимо упомянуть об учреждениях того времени сельско-хозяйственного характера, заботы о которых занимали весьма видное место в управлении вотчиной. К числу таких заведений должны быть отнесены: пудостьская мельница, суконная фабрика и сырный завод. В пяти верстах от мызы на берегу пруда была поставлена водя­ная о двух поставах мельница. Трудно с точностью определить время постройки её, но достоверно то, что к 1792-му году она уже суще­ствовала. Из документов видно [Арх. гатч. дв. управ, за 1800 г. „Нарядъ объ отдачѣ на аренду пудостской мельницы“], что при мельнице состояло всего земли 8 десятин 1487 кв. сажен, из которых под строениями и огородами занято было 1487 кв. саж. под пашнею 6 десятин и под покосом 2 десятины. Мельница была каменная двух-этажная построен­ная на 8 квадр. саженях, при ней имелся деревянный на каменном фундаменте и крытый черепицей дом, длиною 11 саж., шириною 5 саж.; кроме дома имелись: рига, гумно и конюшня.

В 1792 году 1 мая заключен был с мельником Адамом Фридрихом Гиппе контракт, по которому майор Бенкендорф сдавал в аренду мельницу с принадлежащими к ней полями, покосами и всеми строениями на четыре года, т. е. по 1 мая 1796 года на условиях, чтобы арендатор по прошествии каждого года вносил в волостную контору по 220 рублей ежегодно и кроме того ежегодно молол бы бесплатно по 500 кулей хлеба, не взирая на то, из какого амта хлеб этот будет доставлен. Все механическое устройство мельницы, а также и все постройки арендатор обязывался содержать в исправности, не требуя средств на содержание и ремонта их (сюда однако не входили ущербы могущие произойти от бури), содержание большой дороги, идущей мимо мельницы, возложено было также на счета арендатора. По окончании этого контракта мельница была вновь отдана в аренду на четыре года, начиная от 3 июня 1796 года с.-петербургскому купцу Богатыреву; этот контракт был составлен волостной конторой уже значительно полнее и обстоятельнее. Назначенная вновь плата 320 р. должна была вно­ситься не по истечении года, а вперед и установлена неустойка в размере 16-ти коп. за каждую недомолотую до 500 четверть. Относительно содержания в исправности зданий и механизма мельницы оставлено в силе положение предыдущего контракта. При заключении последнего контракта была составлена подробная опись, как строений мельницы, так и вещам имевшимся на ней. По окончании же срока этой аренды мельница эта с Высочайшего соизволения отдана на тех же условиях в пожизненное владение прежнего арендатора Гиппе вследствие поданного им на Высочайшее имя ходатайства.

Суконная фабрика. Второе промышленно-хозяйственное учреждение на мызе Гатчино была суконная фабрика, время постройки которой тоже определить не представляется возможным, но из некоторых документов видно, что в 1795 году был призван в Гатчину иностранец Мозиер „для заведенія суконной фабрики“ [Арх. гатч. дв. управл. Письма 1801г.]. Мозиер находился на службе у графа Жигулинского на ямбургской фабрике; граф рекомендовал его Павлу Петровичу, как знатока своего дела, a Мозиер в свою очередь предоставил в Гатчину образцы сукна трех сортов, вырабатывавшегося на ямбургской фабрике под его непосредственным руководством. Наследник престола несколько раз приглашал Мозиера в Гатчину через барона Борка для осмотра строения, предназначавшегося для открытия фабрики, и выработки условий при которых
должна была начаться деятельность её, расчитывая ткать на четырех станах, наконец Мозиер был принят на службу в Гатчине с жалованьем по 1000 рублей в год при готовой квартире с отоплением и освещением.

Трудно сказать что либо определенное о цели открытия фабрики, но, судя по ограниченности предполагавшегося самим Наследником производства, можно думать, что фабрика имелась в виду прежде всего с целью обмундирования гатчинского войска и прислуги. Вступив на службу в Гатчине, Мозиер выработал план нача­тия дела, который далеко превышал намерения Наследника Цесаревича и это было, кажется, главной причиной того, что осуществить фабрики ему не пришлось. По его предположению фабрика должна была быть организована не на 4 стана, как имел в виду Павел Петрович, а на двадцать. Но привести в действие фабрику Мозиеру в широких размерах не пришлось, потому что управляющий мызою барон Борк не снабдил его всеми необходимыми для того средствами, на что он и указывал впоследствии ( 1801 г.) во всеподданнейшем прошении, которым ходатайствовал об удовлетворены его жалованьем, коего не получал, будучи отставлен от службы генералом Обольяниновым.

Сырный завод. Еще будучи Наследником престола, Павел Петрович в 1796 году задумал образовать въ Гатчине на правильных началах ведение молочного хозяйства. С этой целью был приглашен специалист швейцарец Энни служить Его Императорскому Высочеству в качестве фермера и обязанности налагаемый на него изложены были в особом контракте [2], заключенном с ним на три года и написанном на немецком языке, как многие из документов того времени. Из контракта видно, что заведение скотного двора предполагалось на весьма широких началах; первоначально имелось в виду завести скот трех пород — голландский, английский и холмогорский, всего в количеетве 70 пар, но не стесняясь этим числом, Энни мог увеличивать количество скота по своему усмотрению. Заведуя заводом и производством молочных продуктов, фермер обязан был двух выбранных рабочих выучить „в совершенстве сырному делу“, скотоводству и скотолечению; по смыслу контракта Энни являлся главным заведующим не только производительной частью завода и административной, но в его же непосредственном ведении состояла и вся механическая часть, которая должна была быть устраиваема не иначе, как под его личным руководством и по его же усмотрению. Отчет о своей деятельности он обязан был отдавать директору конторы, которому и был непосредственно подчинен. Содержание ему назначалось в контракте в двух видах, как и большинству служащих того времени, день­гами и натурою: деньгами он получал по 500 рублей в год с упла­тою по третям, а натурою ему полагалось: квартира, дрова, свечи, 5 ку­лей муки, 1 куль круп, 12 пудов свежей говядины, две лошади с дрожками и санями для разъездов, кучер и слуга. Сверх этого содержания, если по истечении трехлетия ученики выучатся делать сыры, то фермер получает в награду 1000 рублей, но зато он обязан остаться, не прося прибавки к содержанию, если бы Наследник Цесаревич пожелал возобновить контракт еще на 9 лет на прежних условиях. 3). Но служба Энни при заводе не продлилась, так как никаких следов дальнейшей его деятельности не видно, а между тем имеется проект нового контракта с французом Тенели [4], который хотя и не помечен годом, но из сопоставления его с предыдущим можно заключить, что он следовал за ним, так как в первом говорится об устройстве скотного двора, тогда как последний предполагает двор уже устроенным. Кроме того последний контракт разработан более основательно в смысле разграничения прав и обязанностей фермера, содержание которому назначено 1000 руб. вместо прежних 500 руб.; но из контракта однако не видно, чтобы намеченная первоначально деятельность фермы была сильно расширена, так как число скота, обязательно долженствовавшего иметься на ферме, увели­чено только на 10 голов, вместо прежних 70 пар. Место нахождения скота во втором контракте точно определено — старые Скворицы и Волковицы, где очевидно имелось пастбище. Назначение этого заведения также выяснено во втором контракте: оно заключалось в доставлении необходимых молочных продуктов ко дворцу и только избыток от этого потребления шел в продажу, которая представлялась вполне добросовестности фермера; обязанности фермера хотя и перечислены были в девяти пунктах контракта, но тем не менее, в силу оговорки во 2 пункте „неусыпнейше обязывается имѣть попеченіе обо всемъ томъ что касается по должности званія его“, толкование их возможно было расширять по желанию.

Военное устройство. Важнейшей частью внутреннего благоустройства Гатчины за описываемый период являлось военное устройство города вообще и „гатчинскія войска“ в частности. Предварительно выяснения вопроса о происхождении этих войск, необходимо возвратиться ко временам юного возраста Цесаревича Павла Петровича, а именно к 1762 году, когда Императрица Екатерина II пожаловала Его чином полковника лейб-кирасирского полка, повелев впредь именовать этот полк кирасирским Наследника Цесаревича полком , во главе которого Цесаревич прослужил одну кампанию против шведов.
Положенное начало деятельности Наследника на военном поприще не замедлило расшириться тем, что в том же 1762 году Императрица Екатерина II пожаловала Его Высочество в генерал-адмиралы российского флота, подписав 20 декабря 1762 года следующий указ Сенату:
„Ревностное и неутомимое попечение наше о пользе государственной и о принадлежащем к ней, между иным, цветущем состоянии флота нашего, желаю купно с достойным в том подражанием блаженной и бессмертной памяти деду нашему, Государю Императору Петру Великому, вперить еще при нежных младенческих летах во вселюбезнейшего сына и наследника нашего, Цесаревича и Великого Князя Павла Петровича, всемилостивейше определяем мы Е. И. Высочество в наши „генерал-адмиралы “ [П.С.З. №11729]. Но то и другое звание, дарованное Императрицею Великому Князю, не влекло за собою ничего существенного только до поездки Его за границу; по возвращении же из заграничного путешествия и поселении в Гатчине в 1783 году Цесаревич Павел Петрович, в виду того что не было расположено по близости Его новой резиденции никаких войск, потребовал себе в качестве генерал-адмирала батальон морских солдат с некоторой артиллерией, а в качестве командира лейб-кирасирского полка — эскадрон кирасиров. Таким образом положено было начало гатчинскому гарнизону, поступившему под команду барона Штейнвера и послужившему зародышем для постепенного образования „гатчинской арміи“. Вскоре на маленьком озере в Гатчине построено было несколько лодок, оснащённых и вооружённых, как военные корабли, и это последнее учреждение впоследствии приобрело немаловажное значение [Зап. Саблукова. Рус. Арх. 1869г. кн.2 ст. 1884.].
Великий Князь отдается исключительно занятию военным искусством и начинает систематически формировать собственные войска . В 1785 году Наследник принял в непосредственное свое владение кирасирский своего имени полк , и в этом же году из прежних команд сформировано было Великим Князем пять рот, получивших наименование батальона Его Императорского Высочества, а через два года команды эти состояли уже из 350 человек, составлявших три батальона: Наследника, капитана Штейнвера и поручика Мая . Формирование этих батальонов предпринято было Павлом Петровичем, когда Императрица Екатерина II отправилась в путешествие в Новороссийск. Седьмого января, в день отъезда Императрицы, Е. Р. Полянская писала брату своему С. Р. Воронцову: „Оn dit, que le Grand-Duc restera en ville jusqu’a Pâques, et après les fêtes ils iront à Gatchina, pour y passer tout le temps que l’Im pératrice sera absente“ .
И Великий Князь действительно, воспользовавшись этим отсутствием Императрицы, все время проводил в Гатчине и сформировал тут вышеупомянутые три батальона и положил начало гатчинской флотилии . Управление сформированными войсками Павел Петрович разделил на две инспекции: пехоты и кавалерии; инспектором пехоты назначен был полковник Баратынский, и кавалерии—майор Кологривов, артиллерия же находилась в специальном ведении и под командой полковника Аракчеева. Вскоре после формирования гатчинским войскам суждено было оборонять  северные границы России, так как шведский король Густав III задумал воспользоваться турецкой войной, чтобы немедленно напасть на Россию с севера с намерением возвратить области присоединенные к империи Петром I. Отправление Великого Князя со своими войсками к границам Финляндии понятно было тем более, что там командовал армией граф Мусин-Пушкин, пользовавшийся большим доверием Великокняжеской Четы; отправился в Финляндию Павел Петрович в сопровождении камергера Ф.Ф. Вадковского, командовавшего гатчинскими войсками пруссака Штейнвера, заведовавшего гатчинской флотилией капитана Кушелева и лейб-медика Блока.
Что касается дальнейшей истории гатчинских войск, то из сохранившихся сведений видно, что в 1791 году при Наследнике Цесаревиче был батальон из шести рот по 140 человек в каждой. Затем вскоре произошло переформирование и из одного батальона сформировано было еще два новых по пять рот каждый; одним из них командовал майор Штейнвер, а другим майор Сорокин. В 1793 году к каждому батальону еще было прибавлено по одной роте. В 1794 году один батальон был расформирован и из него 60 человек составляли гренадерскую роту, а остальные нижние чины распределены частью во флот, частью в оставшиеся два батальона. В 1796 году уже гатчинская пехота состояла из шести батальонов, а гатчинская кавалерия из четырёх полков: жандармского и драгунского под начальством майора Давыдова, гусарского под начальством майора Кологривова и казачьего эскадрона, прибывшего с Дона в 1793 году.  
В гатчинских войсках Павел Петрович ввел самостоятельную конную артиллерию в 1787 году и зорко следил за развитием и занятиями её, щедро повышая и награждая способных офицеров. Из артиллерии гатчинских войск впоследствии образовалась гвардейская артиллерия. В 1796 году артиллерия гатчинских войск составляла артиллерийский полк, которого шефом был полковник Аракчеев. Полк разделен был на четыре роты, три пешие, 1-я полковника Аракчеева (шефа полка), которой командовал поручик Сиверс, 2-я и 3-я именовавшиеся по фамилиям своих ротных командиров, ротами капитана Канцевича и капитана Гессе, и одну конную роту капитана Каннобиха. Каковы были гатчинские войска по внешнему виду, можно судить по письму супруги наследного герцога Саксен-Кобургского, приезжавшей в конце 1795 года в Петербург по случаю помолвки Великого Князя Константина Павловича с её дочерью и на обратном пути заезжавшей 8-го ноября в Гатчину к Павлу Петровичу. «Мы были очень любезно приняты, пишет она, но здесь я очутилась в атмосфере совсем не похожей на Петербургскую. Вместо непринужденности царствующей при Императорском дворе, здесь все связано, формально и безмолвно. Великий Князь умен и может быть приятен, когда захочет, но у него много непонятных странностей, и между прочим, то что около него все устроено на прусский лад и еще по старинным образцам прусским; как только въезжаешь в его владения, так являются трехцветные (черные, красные, белые) шлагбаумы, с часовыми, которые на прусский манер окликают проезжающих. Всего хуже то, что эти солдаты русские, обращенные в пруссаков и одеты по старинной форме Фридриха Вильгельма первого“.  Тоже самое подтверждает и Саблуков в своих записках , говоря, что когда ему приходилось с отцом своим, стоявшим в то время во главе государственного казначейства, ездить в Гатчину, то эти поездки оставляли на него впечатления поездок в чужую страну. Эта слобода, говорит он, имела заставы, казармы, конюшни и все строения точь-в-точь такие, как в Пруссии. Улица, в которой квартировали артиллеристы в Гатчине называлась Бомбардирскою, название это сохранилось и поныне: тут был артиллерийский двор, в котором расположены были мастерские, сараи для хранения орудий и понтонов, ящиков или фур, снарядов и всего ротного имущества.
10 ноября 1796 г. вступили в Петербург шесть гатчинских батальонов. Появление этих войск в столице возбудило много толков. «Войска эти», как рассказывает один из современников, гр. Комаровский, «одеты были совершенно по-прусски: в коротких мундирах с лацканами, в черных штиблетах, на гренадерах были шапки, как ныне у Павловского полка, а на мушкетёрах маленькие треугольные шляпы, без петлицы и только с одною пуговицей. Офицеры были все одеты в поношенных мундирах, а так как цвет их был темно зеленый и вероятно перекрашенные из разноцветных сукон, то все они полиняли и представляли вид пегий».
Все войска, из Гатчины вступившие в Петербург в составе пехоты, кавалерии и артиллерии, всего не более трех тысяч человек, встречены были самим Императором Павлом I. Наследник и Великий Князь Константин Павлович находились при тех батальонах, коими командовали в Гатчине.  Тотчас же по прибытии гатчинских войск в Петербург последовало Высочайшее повеление все войско одеть по образцу «гатчинцевъ» в мундиры темно-зеленого сукна, застегивающиеся только на две средние пуговицы и шляпы перевязать также на гатчинский манер, обшив края белою тесьмою, a вместо сапог одевать суконные черные штиблеты.  
Коронация Павла Петровича имела большие последствия для гатчинских офицеров: на другой день (8 апреля 1797 г.) Государь и Императрица на троне в Грановитой палате принимали поздравления и читан был список пожалованных в предыдущий день милостей, среди которых весьма щедро одарены были все офицеры, переведенные из Гатчины в гвардию, получив весьма значительные имения.   Из Москвы после коронации Император отправился в небольшое путешествие по России, откуда возвратился в Гатчину и здесь в августе месяце были произведены первые маневры по восшествии на престол Павла Петровича. Командовали—авангардом Наследник Цесаревич, арьергардом фельдмаршал граф Каменский, а фельдмаршал князь Репнин был главнокомандующим. Погода стояла неблагоприятная, не проходило дня без дождя; не взирая на это, все сошло превосходно.
Государь вследствие этого был весьма доволен и весел. За все маневры случилась только одна невзгода — пыжом из пушки попали в ребро фельдмаршалу Каменскому. Контуженного фельдмаршала приказано было бережно отнести в Ингербург. После окончания манёвров было приказано собраться всем генералам и полковым командирам и тогда Император повторил все то, что было отдано в приказе: особенное всем войскам благоволение и удовольствие. Маневры заключились парадом, на котором, проходя мимо Императрицы, никто не салютовал эспантоном так легко, так искусно и ловко, как Император и главнокомандующий фельдмаршал, оба по званию батальонных командиров в штиблетах.  С этих пор Гатчина—это колыбель Павловской армии и флота, их организации, учреждений и дисциплины—служила не только любимой осенней резиденцией Императора, но сделалась еще местом, где Он устраивал свои годовые военные маневры.

Домашняя жизнь Цесаревича Павла Петровича в Гатчине.
 
Чтобы закончить обзор Гатчины до конца 1796 года, необходимо остановиться на некоторых подробностях домашней Великокняжеской Четы и на лицах, составлявших обычный кружок малого двора. Жизнь Их Высочеств в Гатчине шла всегда обычной, несколько скучной колеей; дни свои, всегда начинавшиеся очень рано (иногда с 4-х часов утра), Павел Петрович посвящал обыкновенно военным упражнениям в среде возлюбленных своих опрусаченных войск, a Мария Фёдоровна — чтению, хозяйству и искусствам. Великая Княгиня обладала замечательным художественными талантом, она очень любила музыку, прекрасно рисовала, занималась под руководством Леберехта медальерным искусством и резала на твердых камнях и на кости. Однообразная жизнь шла особенно тихо в дождливое осеннее время, когда сообщение с Петербургом почти прекращалось и к великокняжескому двору не являлся никто из обычных его посетителей, живших в столице. Часы досуга обыкновенно проходили в простых незатейливых забавах и душей этих развлечений был всегда Лафермьер вместе с г-жею Венкендорф.  В первые годы жизни в Гатчине Наследника престола развлечения эти принимали характер вечеров, на которые съезжались гости из Петербурга и оставались на мызе по несколько дней, пользуясь любезным гостеприимством хозяев; но тем не менее, по свидетельству современников, хотя вечера эти вовсе не носили официального характера, однако некоторые лица старались уклоняться от посещений Гатчины, объясняя это тем, что отдалившись от гатчинских собраний они лишали Императрицу основания расспрашивать их о том, что делается в Гатчине и тем гарантировать себя от неприятной необходимости становиться между Матерью и Сыном.  Такое положение дел повлекло за собою то, что кружок лиц, составлявших постоянное общество Павла Петровича и его супруги, был довольно ограничен.
Избранными Великим Князем лицами были: граф Кутайсов, адмирал Кушелев, генерал-майор Обольянинов, барон Николаи, генерал Донауров, полковник Котлубицкий, полковник Аракчеев и баронесса (впоследствии графиня и княгиня) Шарлота Карловна Ливен (1748— 1828); последняя будучи приглашена Императрицею Екатериною для воспитания дочери Павла Петровича, великой княжны Александры,  была одарена самыми редкими качествами ума и характера, откровенная и твердая.
Первый из перечисленных лиц, И. П. Кутайсов, был никто иной, как турчонок, взятый в плен при Кутаисе. Великий Князь Павел Петрович принял его под свое покровительство, велел воспитать на свой счет и обучить бритью. Впоследствии Кутайсов сделался Императорским «брадобреем» и с течением времени составил себе большое состояние и был награжден графским достоинством. Когда же Павел Петрович получил титул великого магистра мальтийского ордена (1798), то возвел Кутайсова в обер-шталмейстеры ордена.  Следующее место по старшинству за Кутайсовым занимал между гатчинцами адмирал Кушелев, возведенный по восшествии Павла Петровича на Императорский престол в сан генерал-адмирала. Далее честный, услужливый и добрейший человек был Петр Хрисанфович Обольянинов, произведенный впоследствии в генерал-адъютанты и в конце царствования Императора Павла назначенный обер-прокурором Сената. Этот современник Павла Петровича много старался о том, чтобы восстановить беспристрастие в судах.
К этому небольшому кружку в скором времени присоединились еще некоторые лица, из которых обращали на себя внимание: Плещеев, семейство Бенкендорфа, надзирательница при великих княжнах С. И. Вилламова, приглашенная в помощь баронессе Ливен, и фрейлина Е. И. Нелидова. Некоторые из членов этого небольшого гатчинского кружка заслужили особое расположение Великого Князя и Супруги Его. К числу таких лиц следует отнести г-жу Бенкендорф, Лафермьера, Вадковского и фрейлину Нелидову.
Однако, как не любили Павел Петрович и Мария Фёдоровна тихую и уединенную жизнь в Гатчине и довольствоваться скромными удовольствиями при скудости средств, отпускаемых на содержание малого двора Екатериною, тем не менее они должны были обыкновенно проводить зиму с Императрицей в Петербурге, где у них были апартаменты в Зимнем Дворце и собственный дворец на каменном острове (каменный остров Императрица Екатерина II подарила Цесаревичу в 1763 году). На пребывание свое в С.-Петербурге они смотрели, как на пытку, а на Зимний дворец, как на место заточения, и с наступлением весны, вслед за Императрицей Екатериной радостно переезжали в Царское Село с тем, чтобы ранней осенью снова перебраться в Гатчину,  где они могли свободно отдаваться любимым своим занятиям среди избранного ими кружка людей.
На сколько ограничены были средства Наследника престола, можно судить по следующим документам и сохранившимся в архиве гатчинского дворцового управления: «1794 года марта 22 дня в гатчинской волостной конторе, по повелению Его Императорского Высочества: вдове Марьи Ивановой дочери, оставшейся после умершего мужа её капрала Пантелея Чечулинского, служившего наперёд сего при гатчинском обер-амте, определено: для пропитания ей Ивановой производить ежемесячно два четверика ржи о один четверик ячменя; почему и учинить точное исполнение». Карл барон Борк.  В такой же точно форме, как пенсия за службу капрала Чечулинского практиковались прибавки к содержанию и награды за усердие по службе  Следующий документ еще более характеризует состояние денежных средств Наследника престола: «1794 года июля 11 дня в гатчинской Его Императорского Высочества Наследника волостной конторе определено: как наистрожайше повелено от Его Императорского Высочества заведенное вновь построение с успешностью окончить, но наличной денежной суммы ни мало на то не имеется и сколько не употребляемо было средств и старания ко взысканию где б только можно взять взаимнообразно, но ни где успешности в том не нашлось, почему во исполнение того высочайшего соизволения не иначе осталось сделать, как дать известному о чести и радении к интересу Его Императорского Высочества дворцовому исправнику Даниле Панову сроком подписания сего определения письменную доверенность, якобы должна сия контора ему пять тысяч рублей, с тем, чтобы он как наивозможно старался отыскать кредитора, желающего дать оную сумму наличными деньгами, о чем по сему и учинить исполнение“. Карл барон Борк.
И надо заметить, что в архиве гатчинского дворцового управления приведенный выше документ далеко не единственный, под тем же годом и подобного содержания бумаги имеются касательно и других лиц.
Не менее убедительный случай из жизни Великокняжеской Четы, обрисовывающий их материальные средства, приводить в своих записках Гарновский.  По его словам, в конце 1788 года «Бенкендорфша» разрешилась от бремени мертвым сыном, и Великокняжеская Чета пожаловала ей по сему случаю в подарок вексель в десять тысяч рублей, который обещано было заплатить в три месяца “. Возможно предположить, что благодаря постоянному недостатку в деньгах, ко времени восшествия на престол Императора Павла I, по Гатчине было накоплено порядочное количество долгов, которые впоследствии уплачивались постепенно. Так из рапорта городового правления от 22 мая 1897 года на имя Обольянинова видно, что получено было из «с.-петербургского казначейства остаточных в государстве сумм 50.000 рублей на заплату прежних лет долгов». Но не смотря на скудость средств, деятельность Павла Петровича и Марии Фёдоровны, как частных людей и просвещенных помещиков, могла служить образцом для огромного большинства русских вельмож того времени. Об извлечении постоянных доходов в возможно большем размере Августейшие владельцы Гатчины думали меньше всего, и получаемые ими с имений доходы шли главным образом на содержание дворцов и наличного штата служащих.
Что касается до домашней жизни Великокняжеской Четы в Гатчине, то она тихо текла в кругу вышеупомянутых лиц и счастье становилось полнее, когда с ними от поры до времени жили их дети. По отзывам современников гатчинский кружок, за исключением торжественных дней, походил более на частное общество, чем на церемониальный двор, и хотя после своего путешествия заграницу, а главным образом под незаметным постоянным влиянием Екатерининского двора, Мария Фёдоровна и отступила несколько от своей наклонности к простоте жизни и стала держаться этикета и обычаев французского двора, но это касалось лишь внешних форм дворцовой жизни.
Развлечения в Гатчине состояли из затейливых прогулок, концертов и разнообразных представлений, которые вообще были любимым занятием придворного и высшего общества XVIII века. Мария Фёдоровна всегда была рада вызвать улыбку на устах „сіе notre cher Grand Duc", как называла она Павла Петровича в письмах, и особенно заботилась о спектаклях, составлявших любимое развлечение Павла Петровича. Спектакли эти исполнялись любителями и главный распорядитель их в Гатчине вначале был граф Г. И. Чернышев, который участвовал на гатчинской сцене в качестве исполнителя и составил много пьес, исполнявшихся там; но расположением Императрицы граф не пользовался.  Все написанные Чернышевым пьесы впоследствии были известны под заглавием: «Théâtre de l’arsenal de Gatchina».  Из мужчин принимали обыкновенно участие в гатчинских спектаклях: граф А. А. Мусин-Пушкин, князь Павел Волконский, князь Николай Голицын, Ф.Ф. Вадковский и князь Долгорукий, a позднее деятельное участие в спектаклях принимал князь Юсупов. Женские роли исполнялись Ек. Ив. Нелидовой, Вар. Ник. Аксаковой и Евгенией Серг. Смирновой, сделавшейся женою князя И. М. Долгорукого. Князь Долгорукий, в то время молодой офицер семёновского полка принимал самое деятельное участие в постановке спектаклей; Кобеко передает, что первый дебют его в Гатчине происходил при следующих условиях: в 1784 году Мария Фёдоровна в виде сюрприза для Своего Супруга ко дню рождения желала разыграть на гатчинской сцене драму «L’hônnete criminel», в которой роль старика отца никто из молодых людей не хотел взять на себя, в виду чего княгиня Барятинская предложила Марии Фёдоровне пригласить для этой роли князя Долгорукого, как человека одарённого сценическим талантом и опытного актера. Великая Княгиня изъявила на это свое согласие и Долгорукий приехал в Гатчину, но чтобы Великий Князь, увидя Долгорукого, не догадался о предполагавшемся сюрпризе, Долгорукий был помещен в квартире управляющего гатчинским дворцом, майора Е. И. Бенкендорфа, где он и прожил целую неделю, выходя только на репетиции.  Устраивая спектакли, Мария Фёдоровна входила во все подробности материальной части и приготовлений к ним . Пьесы ставились по преимуществу французские и оперетки предпочитались трагедиям; кроме вещей Чернышева исполнялись произведения Лафермьера, находившегося с 1768 года при Павле Петровиче в должности библиотекаря, секретаря и лектора. Особенной торжественностью обставлялись театральные представления в дни: ангела (29 июня) и рождения (20 сентября) Великого Князя; эти спектакли обыкновенно сопровождались иллюминацией сада и фейерверком, которыми распоряжался С. И. Плещеев.  
Таково было так сказать праздничное провождение времени в Гатчине, обыкновенно же, как говорилось уже, жизнь шла однообразно, тихо и даже скучно, что высказывала сама Великая Княгиня в письме к Румянцеву словами: „жизнь ведем мы сидячую, однообразную и, быть может, немного скучную... Я читаю, пишу, занимаюсь музыкой немного работаю...».  В другом письме к нему же Мария Фёдоровна еще полнее и ярче обрисовала, как проходило время в домашней обстановке Великокняжеской Четы. „Обедаем мы обыкновенно в 4 или 5 часов: Великий Князь и Я , m-lle Нелидова, добрый гр. Пушкин и Лафермьер. После обеда проводим время в чтении, а вечером я играю в шахматы с нашим добрым Пушкиным восемь или девять партий сряду; Бенкендорф и Лафермьер сидят возле моего стола, а m-lle Нелидова работает за другим. Столы и стулья размещены так же, как и в прошлый 1789 год. Когда пробьет восемь часов,  Лафермьер, с шляпой в руке приглашает меня на прогулку. Мы втроем или вчетвером (Лафермьер, Бенкендорф, Я и иногда граф Пушкин) делаем сто кругов по комнате; при каждом круге Лафермьер выбрасывает зерно из своей шляпы и каждую их дюжину возвещает обществу громким голосом. Иногда чтобы оживить нашу забаву и сделать ее более разнообразной, Я и Бенкендорф пробуем бегать на перебежку. Окончив назначенные сто кругов, Бенкендорф падает на первый попавшийся стул при общем смехе. Таким образом убиваем мы время, до половины девятаго, — время совершенно достаточное для того, чтобы восстановить наши силы...».

Глава 2

ГОРОД ГАТЧИНА ОТ 1796 ДО 1829 ГОДА

Восшествие на престол Императора Павла I и переименование Гатчины городом.

Об обстоятельствах предшествовавших восшествию на престол Павла I рассказывают следующее: осенью 1796 года после разрыва, происшедшего с королём шведским Густавом IV вследствие несостоявшегося брачного союза последнего с великой княжной Александрой Павловной, благодаря недоразумениям по вопросу о вероисповедании будущей супруги короля, Великий Князь с Супругой и со всем семейством отбыл из Павловска в Гатчину. 5 ноября Цесаревич обедал на Гатчинской мельнице, в пяти верстах от дворца. Перед обедом, когда собрались дежурные и прочие лица, составлявшие обычное гатчинское общество, Великий Князь и Великая Княгиня рассказывали Плещееву, Кушелеву, графу Виельгорскому и камергеру Бибикову о состоянии испытанном ими в последнюю ночь. Наследник чувствовал во сне, что какая то невидимая и сверхъестественная сила возносила его к небу. Он часто от этого просыпался, потом засыпал и снова просыпался от повторения того же самого сновидения. Заметив наконец, что Великая Княгиня не спала, Великий Князь сообщил ей о своём сновидении и узнал, к взаимному их удивленно, что и она насколько раз просыпалась вследствие того, что и ей снился совершенно тождественный сон. Рассказ этот предшествовал, как сказано, обеду, а по окончании обеда, когда Наследник со свитою возвращался в Гатчину в начале третьего часа, прискакал к нему на встречу один из его гусаров с донесением, что приехал в Гатчино шталмейстер граф Николай Зубов с каким-то весьма важным известием. Известие, привезенное Зубовым, было действительно важное: в этот день рано утром Императрица Екатерина поражена была ударом паралича в голову и жизнь её находилась в опасности. Положение Императрицы было безнадежное. В 8 1/2 часов вечера Великий Князь Павел Петрович с Супругою выехали в Петербург, а на другой день 6-го ноября в Их присутствии, в 10 ¼ час . вечера Императрица Екатерина Великая в Бозе почила и Павел Петрович вступил на престол.
Восшествие на престол Павла I сопровождалось весьма важными последствиями для Гатчины. Высочайшим указом от 11 ноября 1796 года, данным Сенату в Петербурге, Гатчина была наименована городом с оставлением пока прежнего порядка управления. В указе говорилось: „Собственную нашу мызу Гатчину, переименовав городом, повелеваем—управление его с уездом, к нему принадлежащим оставить на том основании, какое до сего по владению Нашему учреждено было“.  Начиная с этого указа, мы видим, что, хотя со вступлением на престол Императора Павла Петровича Гатчина и перестала служить Ему местом постоянного пребывания, но темь не менее заботы о ней, как со стороны Императора, так и со стороны государыни Императрицы Марии Фёдоровны нисколько не уменьшились. Этим же указом утверждались штаты городового госпиталя в Гатчине на 25 кроватей, a насколько позднее, 28 ноября того же года Император явил новую милость Гатчине, повелев, чтобы города Гатчина и Павловск относились по случающимся делам непосредственно в Сенат.

Внешнее благоустройство

Части города. Что касается внешней стороны благоустройства Гатчины, то из документов, хранящихся в архиве гатчинского дворцового управления, можно заключить, что мыза Гатчина Высочайшего повеления 11-го ноября успела подлиться, как выше говорилось, на отдельные части, которые первоначально в бумагах обозначались цифрами и соответствовали: 1-я Петербургу, 2-я Большому проспекту, 3 -я Бомбардирской улице, 4 -я Малогатчинской и 5 -я Загвоздской (ныне Люцевская). Положение Большого проспекта вполне соответствует современному его направлению.

Начинался он (со стороны Петербурга) от Ингербурга, который на плане значится в виде каменных построек, расположенных по обе стороны дороги, так что, въехав в Ингербург, продолжать путь в Гатчину можно было не иначе как чрез Ингербургские ворота. Казармы в Ингербурге продолжали строиться по восшествии на престол Императора Павла Петровича и в 1797 году „каменных дел мастер“ Карл Доминико Висконти строил там шесть новых казарм, на что выдано ему денег 12.000 рублей.
Хотя план Гатчины и был конфирмован, как увидим ниже, еще в 1797 году, но по всей вероятности он мало носил определённости, так как в бумагах 1798 года и даже в позднейших встречаются определения части города не названием, a положением, например словами „от большой улицы“ (ныне Большой проспект) определялась 1-я часть города. Большая улица застраивалась ранее других частей города и судя по сохранившимся планам некоторых дворовых мест, составленных землемером Раковым и подписанных полковником Обольяниновым, участки на ней отводились по 50 сажень в глубину и отм16 до 20 саж. по улице. Между Ингербургом и дворцом, Большой проспект к 1978 году застроен был на половину и за участками, отведенными по правую сторону его, прилегая к нынешней Мариинской улице, находилась пашня амтного ведения.

Казенные и обывательские дома. Из именного списка состоящих в городе Гатчине в «1, 2, 3 и 4 частях казенных и обывательских домов» видно, что к концу 1798 г. по правую сторону Большого проспекта было выстроено 37 обывательских домов и два участка оставались незастроенными, по левую же сторону было 23 дома. В Ингербурге состояло 15 каменных домов, принадлежащихъ следующим лицам: камергеру Николаю Демидову, князю Михаилу Голицину, Дюпону, камергеру Павлу Нарышкину, камергеру Модесту Бакунину, камергеру Дмитрию Дурново, камергеру Александру Нащекину, вице-адмиралу Сергею Плещееву, обер-гофмаршалу Александру Нарышкину, действительному тайному советнику князю Александру Куракину, камер-фрейлине Е. И. Нелидовой, графине Шуваловой, ворота с жилыми покоями, воинские казармы и ратуша.
Мариенбург был расположен на берегу речки Колпинки вдоль нынешнего полотна балтийской железной дороги и состоял из каменных казарм, тянущихся вдоль дороги тремя отдельными корпусами; по другую сторону дороги наискось его была построена пильная мельница, при которой находился военный караул;  позади Мариенбурга вдоль берега той же речки тянулась слобода, состоявшая из двух улиц: Набережной и Задней, по первой имелось 82 обывательских дома, по второй 5 домов.
По другую сторону пруда пильной мельницы расположены были вновь выстроенные деревянные воинские казармы с конюшнями при них, военный сиротский дом, хлебный и сенной магазины. Кроме этих частей и улиц на том же плане нанесены постройки казарм и башни в Екатериновердере, фарфоровый завод, оранжереи в дворцовом саду, построенные в 1796 г.,  пороховой погреб, круглая рига, суконная фабрика, госпиталь и полотняная фабрика. В Екатериновердере кроме
четырех воинских казарм к 1898 году имелось четыре частных постройки, принадлежащие также как и в Ингербурге лицам высокопоставленным, а именно: 1) генерал-фельдмаршалу князю Николаю Репнину, 2) обер-гофмаршалу графу Николаю Шереметеву, 3) генерал-адъютанту Димитрию Неплюеву и 4) камергеру графу Августу Ильинскому. Ингербург и Екатериновердер имели ворота и у Екатериновердерских ворот строились в 1797 г. две каменные караулки.
На ряду с этими тремя пунктами (Ингербург, Мариенбург и Екатериновердер) существовали улицы, составлявшие как бы отдельную
часть города; каждая из улиц оканчивалась шлахтбаумом и образовалась из слободы, известной первоначально под тем же названием. В Загвоздинской улице в 1798 г. по левой стороне от шлахтбаума (т. е. со стороны дворца) значилось 32 дворовых места, из которых только три не были застроены, на остальных же имелись обывательские дома, принадлежавшие в большинстве случаев низшим служителям и солдатам; по другую сторону улицы, имелось столько же дворовых мест, но незастроенных участков было пять. Бомбардирская улица по одну сторону была застроена вся и имела 20 дворовых мест, по другую же сторону застроено было всего 8 мест и последним из них была суконная фабрика Лебурга, каменное здание, сохранившееся до настоящего времени. По Малогатчинской улице в 1798 году существовало всего 14 обывательских домов. И всего таким образом к описываемому времени насчитывалось в Гатчине 237 застроенных дворовых мест. Государь принимал все меры к тому, чтобы город возможно быстрее застраивался и заполнялся новым приливом населения. В видах достижения первой цели в мае месяце 1797 года был конфирмован план Гатчины с разбивкой на участки пустопорожних мест для отдачи их частным лицам под постройки. Насколько энергично началось возведете построек обывателями в первые же годы по переименовании Гатчины в город видно из того, что из окрестных деревень постоянно подвозился строительный материал и частные лица, спеша запастись им, не дожидались пока он прибудет в город, а отправлялись навстречу ему за город и там скупали товар у продавцов. Практиковалась такая скупка строительного материала за городом настолько в широких размерах, что в конце 1797 года издано было запрещение жителям Гатчины перекупать бревна и прочие строительные материалы за чертою города, дабы тем не возвышались цены на эти материалы и не происходила остановка в заготовке их казною, и при этом установлена была такса на лесной материал.  Застраиваться Гатчина начала с Большого проспекта и для скорейшего заселения не только щедро раздавались места, но далее от казны давалась материальная помощь для возведения построек. По правую сторону Большого проспекта фрейлине Ек. Ив. Нелидовой отведена была земля, прилегавшая к Ингербургу в количестве 26 десятин 1640 кв. сажен. При содействии казны же были выстроены к концу 1798 года дома: графини Шуваловой (самый богатый дом), Плещеева, Нарышкина, князя Куракина, Дурново, князя Голицина, Дюпона, Бакунина и Демидова, всего на сумму 84919 рублей 26 копеек.  Все эти дома по кончине Императора Павла I пришли в запустение, a некоторые из них поступили в казну и были отведены под казармы гвардейского и гарнизонного батальона.

🧩🧩 Связанные темы:

🧩 Гатчинский хронограф

🧩 #Известные_люди_в_Гатчине

© Все права защищены. При использовании материалов и информации с сайта - активная ссылка на сайт обязательна. Copyright © gatchina-spravka.ru (Гатчинский справочникъ)